– Ты до сих пор слышишь ту музыку?

– Да, – отвечала она, – даже еще чаще. Но если тыуйдешь, музыка меня не спасет.

– Уйду, но перед уходом дам тебе кое-что.

– Что? Что дашь? – Она села, опершись наподушки. – Что может меня спасти?

– А ты как думаешь? – ласково спросил я. – Моякровь.

Я услышал, как Авикус задохнулся от изумления, но не обратилна него внимания. В те минуты для меня никого, кроме нее, не существовало.

– Я силен, дитя мое, очень силен. Пей мою кровь, сколькопожелаешь, и тогда ты совершенно преобразишься.

Мое решение и озадачило, и обнадежило ее. Она застенчивоподняла руки и положила их мне на плечи.

– Прямо сейчас?

– Да, – ответил я. Я принял удобную позу, дал ейобхватить меня обеими руками и, почувствовав, как ее зубы впиваются мне в шею,глубоко вздохнул. – Пей, драгоценная. Соси сильнее, чтобы впитать какможно больше крови.

Мое сознание затопил поток беспорядочных виденийимператорского дворца, золотых комнат, пиршеств, музыкантов и колдунов,залитого солнцем города с неистовыми гонками колесниц на ипподроме, толпы,взорвавшейся аплодисментами, императора, поднявшегося в ложе поприветствоватьпочитателей, гигантских процессий, направляющихся в собор Святой Софии, свечейи благовоний и снова – дворцового великолепия, но уже под этой крышей.

Я ослаб. Меня подташнивало. Но я не обращал внимания. Важнобыло отдать ей все, что она сможет взять.

Наконец она упала на подушки, я посмотрел на нее и увидел,что Кровь отняла всю краску у ее щек.

С трудом приподнявшись, она села, чтобы взглянуть на меня, иуставилась во все глаза, словно новорожденный вампир – как будто она раньше ине обладала истинным зрением, даруемым Кровью.

Она соскользнула с кровати и прошлась по комнате, описываябольшой круг, сжимая правой рукой ткань туники и широко распахнув горящиеглаза. Лицо ее сияло белизной.

Она разглядывала меня, будто увидела впервые. И вдругостановилась, расслышав в отдалении звуки, к которым прежде оставалась глухой.Она прижала к ушам ладони. На ее по-прежнему прелестном лице читалосьблагоговение.

Я попытался встать на ноги, но сил не хватало. Авикуспоспешил мне на помощь, но я махнул рукой, отсылая его прочь.

– Что ты с ней сделал?! – воскликнул он.

– Смотрите сами, что я сделал, – ответил я. –Смотрите, вы, оба, те, кто отказался от нее. Я дал ей свою кровь. Я дал ейшанс.

Я подошел к Зенобии и заставил посмотреть мне в глаза.

– Слушай внимательно, – сказал я. – Эвдоксиярассказывала, как жила в самом начале? Ты знаешь, что можешь охотиться наулицах, выдавая себя за мужчину?

Она уставилась на меня новыми глазами, слишком потрясенная,чтобы понять мои слова.

– Ты знаешь, что если обрезать твои волосы, то в течениеодного дня они отрастут снова и будут по-прежнему длинными и густыми?

Она покачала головой, а взгляд ее блуждал по комнате,мимолетно задерживаясь то на моем лице, то на многочисленных бронзовых лампах,то на мозаике, украшавшей стены и пол.

– Послушай, прелестное дитя, у меня не так уж много времени,чтобы обучить тебя, – сказал я. – А я намерен оставить тебявооруженной не только силой, но и знаниями.

Еще раз заверив ее, что волосы отрастут, я обрезал их,глядя, как прекрасные пряди падают на пол, а потом провел ее на мужскуюполовину и переодел в платье мальчиков.

Затем, строго приказав Маэлу и Авикусу оставить нас, я повелее в город и постарался научить ее имитировать мужскую походку и не боятьсяулиц, познакомить с жизнью таверн, о чем она и мечтать не смела, и показать ей,как самостоятельно охотиться.

Пока мы были вдвоем, я находил ее столь же очаровательной,что и прежде. Теперь же она казалась мне старшей и более мудрой сестрой. Икогда она засмеялась, заказав в таверне по нашему обычаю ненужную чашу вина, япочти уже решился позвать ее с собой, но в следующее мгновение понял, что несмогу.

– А ты все равно не выглядишь мужчиной, – улыбнулсяя, – даже без волос.

– Само собой, – рассмеялась она. – Я знаю. Нокогда еще я могла бы попасть в такое место, если бы не ты!

– Теперь ты можешь все, что угодно, – объясниля. – Подумай только! Можешь стать мужчиной. Можешь стать женщиной. Можешьстать бесполой. Подыскивай, как я, злодеев и никогда не захлебнешься смертью.Но никогда, ни в радости, ни в печали, не подвергай себя опасности, не позволяйдругим присматриваться к тебе со стороны. Соизмеряй свои силы и будь осторожна.

Она кивнула, широко раскрыв восхищенные глаза. Конечно,мужчины в таверне поглядывали на нее, уверенные, что я привел симпатичногомальчика. Я поспешил забрать ее оттуда, пока ситуация не вышла из-под контроля,но дал ей время поупражняться в чтении мыслей окружающих и зачаровать бедногораба, что принес нам вино.

Пока мы шагали по улицам, я давал ей беспорядочные, нополезные советы относительно обычаев смертных. Я наслаждался каждой минутой!

Она раскрыла передо мной все тайны императорского дворца,чтобы мне легче было проникнуть туда и удовлетворить свое любопытство, а потоммы снова оказались в таверне.

– С годами ты возненавидишь меня за то, что я сделал сЭвдоксией и с остальными, – предостерегал я.

– Нет, неправда, – искренне возразила она. – Поймиже, Эвдоксия не давала мне ни минуты свободы, а остальные лишь презирали меняили завидовали – не знаю, что вернее.

Я кивнул в знак согласия, но спросил:

– Как ты думаешь, зачем Эвдоксия рассказала мне историюсвоей жизни – как она бродила по Александрии, переодевшись мальчиком, если тебеона даже не упомянула об этом?

– Она питала надежду полюбить тебя, – ответилаЗенобия. – Она сама признавалась мне – как ты понимаешь, не открыто, новыдавая себя рассказами о тебе, страстным желанием познакомиться. Но на этиэмоции наложились осмотрительность и коварство. И страх перед тобой победил.

Я молчал, обдумывая ее слова, а вокруг звучала чарующаямузыка смертной жизни.

Зенобия тем временем продолжила: