Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Откуда ему взяться? Лебедев давно уже не в том возрасте, чтобы терять голову. А если у него все под контролем, то ему что-то от меня нужно — что-то настолько важное, что факт попадания в дурацкие и даже унизительные для мужика ситуации вообще для его самолюбия не важен. Мне же важно согреться — и душ единственное, что может меня сейчас согреть. Трезветь не надо — обойдусь без холодного.
Я так Андрею и сказала. И тут же пожалела, что душ общий, то есть на все комнаты, а не личный в спальне, как я привыкла. Он промолчал, не предложил принести пижаму, и я закрыла перед его носом дверь. У меня есть полотенце и привычка спать голой… Давно забытая привычка. Вспомню, ничего страшного. Голой я спала только с ним.
— Чего ждешь? — спросила, выйдя из ванной, завернутая в полотенце.
— Когда душ освободишь. А что еще?
Меня он ждать не мог — все прошло, если что и было. Кивнула. Опьянение тоже прошло. Оцепенение осталось.
— Там есть полотенце, — махнула я рукой, теперь свободной.
Я даже дверь душа не придержала и не держалась за нее ни до водной процедуры, ни теперь. Забралась в кровать, холодную и пока пустую. Взбила подушку — одну. Взбила — это ударила ее твердь кулаком, затем поправила наволочку. Выволочка Лебедева не получилось — ему пофигу, что я говорю. Он свою думку думает.
— Спишь? — спросил, когда я не повернула голову на его приземление на матрас.
Молчание же знак согласия, верно? Не на продолжение разговора, а на разрешение поспать и выспаться, наконец.
— Не буди меня завтра, если я вдруг не проснусь в пять утра, — буркнула, так и не повернув головы.
— Всегда спишь голая?
— Пижама в чемодан не поместилась! — огрызнулась я в подушку, надеясь не замочить наволочку набежавшей слюной.
— Я просто спросил…
Надеюсь, он отвернется и прекратит дышать мне в затылок, в шею… Я двинула ему пяткой, но нога застряла между его коленей.
— Просто обнять хотел по старой памяти…
В голосе извинение или мне просто захотелось расслышать его за усталым вздохом обломавшегося самца?
Да какая к чертям разница, когда полночь близится, а сна до сих пор нет…
Я не стала бить Андрея по рукам, когда он сцепил пальцы у меня под самой грудью. Приятные воспоминания? Почему бы и нет… Сначала такая поза для сна была вынужденной, потому что другой кровати в моей комнате не было, она бы туда не поместилась, а потом стала единственно желанной: нам просто хотелось, чтобы любой матрас превратился в односпальный. Затем между нами оказался сын, ну а после — океан. Теперь же руки Андрея не имели никакого значения.
Я вжалась ухом в подушку, к другому уху подтянула одеяло и решила спать.
Сон не шел. К нему тоже. Но Андрей лежал молча и не шевелился — не шевелил ни языком, ни другим органом, который у мужиков говорит о многом. Все органы женских чувств тоже молчали. Даже с пьяной головой. Если на пьяную не получилось делов натворить, то за завтрашний день с трезвой головой переживать вообще нечего. Получу паспорт, пошлю Андрея. Порешать с ним дело Романны все равно не выйдет. Пусть она ищет помощь на стороне. Купить в России можно все и всех. Как и в любой другой стране. Только прощение купить нельзя. Особенно, когда за него даже предложить нечего. Раскаянье? Только оно нам и не снилось!
Глава 25. Пять минут
Утро началось предельно предсказуемо: с пяти минут. Лишних.
— Еще пять минут, — услышала я спиной из-за ушей, по-прежнему закрытых подушкой, как и глаза — одеялом.
Холод оставался и в душе, и в воздухе съемной квартиры.
— Это вопрос, предложение или констатация факта? — пробормотали мои сухие губы. — Ты о ком вообще сейчас?
— Я ждал, когда ты проснешься.
— И как понял, что проснулась?
— Это вопрос? — передразнил Андрей мои интонации.
Я обернулась, продолжая придерживать одеяло у подбородка. Лебедев от холода не страдал — я уткнулась носом ему в грудь. Рука закинута на подушку, вторая ищет меня под одеялом. Его я нашла сразу, почувствовала бедром причину раннего пробуждения.
— Будешь ко мне приставать?
— Это вопрос? — снова улыбался он одними губами, глаза не сонные, но и не веселые. — Если нет, то вообще не вопрос…
Теперь я улыбнулась — краешком губ, про глаза ничего не могла сказать, но сна в них не было, как и во мне — холодные воздушные ванны давали о себе знать.
— Здесь есть обогреватель? — спросила я человека, который понятия не имел, что это за квартира.
— Есть.
Его рука вползла мне под волосы, точно удав, и я не сомневалась, что сейчас меня малость придушат, перекроют кислород, еще и губами проверят, насколько хорошо я вчера умыла глаза. Я убрала с лица его руки, но он снова вернул их и еще настойчивее принялся выбивать из меня ответный поцелуй. Удержать его руками не получалось, а попытаться вставить слово — это дать его языку еще больший простор для запретных действий.
— Марина, расслабься…
Губы далеко, глаза слишком близко, пальцы массируют шею: вверх-вниз и снова к ушам. Я выгнула шею, чтобы пальцы надавили на позвоночник, но Андрей пустил в дело язык — тронул кончиком ямочку, затем снова подбородок, чтобы поймать ставшие наконец влажными губы. Я нашла его шею, спустилась к лопаткам, прижала к груди всего его, чтобы теперь не только слышать, но и чувствовать силу, с которой бьется под горячей кожей сердце Андрея.
— Я пытаюсь… — выдохнула ему в волосы.
Только непонятно, расслабиться или наоборот напрячься, чтобы утро перестало быть сонным и, быстро пройдя стадию томности, подарило бодрячок. Утренний секс в семейной жизни обычно переплевывает накал вечернего на раз-два, ну а если досчитать до трех и при этом не просчитаться… И не пытаться говорить, выяснять отношения и думать о последствиях…
— Ты обычно предохраняешься? — все же не совсем отпустила я погулять голову, ощутив наконец желанное тепло не только внизу живота, но и в кончиках пальцев.
— Только не пью, не ем сладкое и соленое… Марина, расслабься…
— Я уже когда-то слышала это… От тебя…
— Не пользоваться резинкой и потом сохранить ребенка было нашим общим решением… Мы понимали риски и последствия…
— Так с какими бабами ты проводишь досуг? — перебила я, чтобы снова не начать переливать из пустого в порожнее историю бывших поражений.
— С редкими… Стервами… Поверь, в мире достаточно