В свете изменившегося положения дел обвинения в коррупции могли теперь использоваться в качестве ненасильственного средства поддержания партийной дисциплины или политического соперничества. Как всегда бывало в Советском Союзе, закон и суды выполняли и правовую, и политическую функцию; закон являлся оружием государства и служил его целям. После войны обвинения во взяточничестве (обыденной реалии российской жизни на протяжении веков) стали для партии одним из самых эффективных методов запугивания и устранения представителей государственной бюрократии и партийного (или, как в данном случае, судебного) аппарата, если те не соответствовали приоритетам руководства. Для дискредитации судей этого вполне хватало. Тем из них, кто «неправильно» смягчал приговоры контрреволюционерам и пр., вменяли в вину не измену, а взяточничество или другие формы злоупотребления служебным положением. Некоторых сажали в тюрьму, однако в общем и целом обвинения насилием не сопровождались. То есть охота на ведьм была, но «бескровная».

По ряду причин партийные охранители после войны нашли такой подход более удобным для себя. К примеру, коррупция давала им в руки мощное оружие против судебных работников (занимавших ответственную должность). От такого обвинения было очень трудно защититься: попробуйте доказать, что вы не коррумпированы. Разумеется, значительная доля системной коррупции под следствие не попадала, и многие коррумпированные лица избегали ответственности по множеству причин, включая их политические связи. Главная мысль данной книги состоит в том, что после войны и окончания террора обвинения в преступной коррупции и злоупотреблении служебным положением получили более широкое распространение. Сталин в 1939 г. объявил, что террор уничтожил троцкистскую оппозицию; следовательно, по его логике, обвинять в подобных идеологических преступлениях и организованных заговорах стало некого. Отныне, если партия и прокуратура хотели подорвать авторитет какого-нибудь должностного лица, они приписывали ему не политическое, а коррупционное преступление. (Конечно, о коррупции никогда не переставали говорить совсем, даже во время террора.) Этот переход в характеристиках «плохих» ответработников – от троцкистских предателей и врагов народа к морально разложившимся, «падшим» личностям – может считаться некой инновацией позднего сталинизма. Хотя органы внутренних дел и в 1930-е гг. часто старались добавить к делам «врагов народа» грязные подробности, свидетельствующие об их моральном и профессиональном разложении, но после войны такого рода методы очернения расцвели пышным цветом (вместе с ростом материальных трудностей, которые многих должностных лиц толкали к использованию служебного положения ради дополнительного дохода), тогда как прямое насилие в отношении государственной бюрократии почти прекратилось.

* * *

Расследования коррупции в московских военных судах в 19461948 гг. образуют фон для одного из крупнейших скандалов в связи со взяточничеством в истории Советского Союза. В конечном счете материалы этих расследований привели партийные и прокурорские органы к экстраординарному столкновению с руководящим составом ряда важнейших судов страны. О «Деле верховных судов» и пойдет речь в главе 8.

4 июня 1948 г. заместитель председателя Верховного суда СССР Андрей Петрович Солодилов застрелился в своей московской квартире. Одиннадцать месяцев спустя А. Г. Баканов, осужденный за получение не одного десятка взяток в московских военных судах, был приговорен к 25 годам лишения свободы – этот возмутительный инцидент потряс весь юридический мир Москвы. 48-летний судья Солодилов совершил самоубийство в разгар одного из крупнейших скандалов, связанных со взяточничеством, в истории Советского Союза. Следователи к моменту самоубийства уже подбирались к Солодилову1. Его похороны, по рассказам очевидцев, прошли в угрюмой атмосфере, под перешептывания о причинах раннего ухода судьи из жизни.

Ко времени смерти Солодилов являлся одной из ключевых фигур в советской судебной системе, и казалось невероятным, чтобы он мог быть втянут в скандал по поводу взяточничества. В 1937-1938 гг. он возглавлял Верховный суд РСФСР, до своего назначения в 1938 г. в Верховный суд СССР уже работал в его Военной коллегии. В качестве заместителя председателя Верховного суда СССР Солодилов осуществлял надзор за рассмотрением значительной части уголовных дел и всех гражданских. Немного занимался наукой – написал в соавторстве учебник по праву наследования2. Коллеги считали его легковозбудимым, капризным и переменчивым. Начальник -председатель Верховного суда СССР И. Т. Голяков – отзывался о Солодилове как о незаменимом юристе, но тоже отмечал его нервный, раздражительный, вспыльчивый характер. Голяков добавлял, что у Солодилова серьезные проблемы с сердцем, и упрекал его в недостатке тактичности3. Знавший Солодилова адвокат подтверждал, что тот был человеком беспокойным: во время бесед в своем кабинете вскакивал с кресла, рвал на клочки какие-то бумажки и нервно мерил шагами комнату4.

Нервничал Солодилов недаром: ему было что скрывать. На момент его самоубийства в июне 1948 г. следователи прокуратуры готовились предъявить ему обвинения по десяткам эпизодов требования взяток на протяжении более чем пяти лет. А вскоре после его смерти прокуратура доложила Сталину и высшему партийному руководству, что обвинения в коррупции против Солодилова – только вершина айсберга. По словам следователей, они обнаружили буквально сотни случаев взяточничества, в которых замешаны десятки работников и судей многих самых престижных судов страны. В середине 1949 г. генеральный прокурор Сафонов заявил, что как минимум двадцать высокопоставленных судей брали у граждан взятки за мягкие приговоры или знали, что берут их коллеги, и не сообщали об этом. Рассекреченные в последнее время архивы показывают, что скандал вылился по меньшей мере в 22 судебных процесса, общее количество подсудимых на которых превышало три сотни5.

В данной главе рассматривается крупнейшее дело о взяточничестве сталинского периода, которое мы будем называть «Делом верховных судов». Это дело еще никогда внимательно не изучалось. О нем кратко упоминается в одном академическом исследовании, и, по сути, оно неизвестно ни историкам, ни широкому читателю6. Дело в конечном счете привело к одному из самых больших коррупционных скандалов советской эпохи.

Отчасти начало ему положили описанные в предыдущей главе неприятные, но, на первый взгляд, локальные дела о взяточничестве в московских органах военной юстиции, где главным обвиняемым выступал судебный секретарь А. Г. Баканов. От мелких фигур в периферийных судах партийные и прокурорские следователи протянули ниточки к самым высокопоставленным судьям страны. Почти одновременно скандал, разожженный делом Баканова и некоторых московских военных трибуналов, перекинулся на многие столичные суды. Сначала он затронул Военную коллегию Верховного суда СССР. Потом следователи обратили внимание на другие крупные суды в Москве и в конце концов добрались до ряда республиканских и областных судов. (Хотя в большинстве случаев я пытался выяснить, действительно ли предполагаемые взяточники были виновны в том, что инкриминировала им прокуратура, эта очень трудная ретроспективная задача не стоит в данной главе на первом месте. У меня есть определенные подозрения, подкрепляемые имеющимися материалами, но зачастую просто невозможно узнать точно, совершали ли конкретные лица те действия, которые приписывали им власти.)