Одним из работников Военной коллегии, в полной мере испытавших на себе кампанию по устрашению и наказанию этого учреждения, стал старший инспектор полковник Л. Н. Кудрявцев. Его арестовали 21 июня 1948 г. по обвинению во множестве эпизодов взяточничества (получив на него показания в ходе следствия по другому аналогичному делу) и до суда продержали в тюрьме более двух лет. Кудрявцев ни в чем не сознался. По словам следователей, он почти пять лет, злоупотребляя служебным положением, договаривался с судьями, чтобы те за деньги отменяли или смягчали приговоры. В самых вопиющих случаях, утверждали следователи, Кудрявцев получал взятки за влияние на пересмотр приговоров людям, повинным в военных и политических преступлениях. Например, он якобы взял взятку у отца женщины, осужденной в 1944 г. за «дезертирство» с военного завода и получившей 8 лет тюрьмы50. В конце концов Кудрявцева судили за нарушение статьи 193-17б УК о злоупотреблении властью начальствующего лица в армии при особо отягчающих обстоятельствах51. До отмены смертной казни в мае 1947 г. осужденные по этой статье подлежали расстрелу; Кудрявцева приговорили к 25 годам лагерей52.

Архивные материалы, впрочем, дают понять, что коррумпированные юрисконсульты, канцелярский персонал и адвокаты следователей не особенно интересовали (хотя они и предпринимали некоторые попытки выявлять таковых и заводить на них дела). ЦК и прокуратура с самым горячим энтузиазмом охотились на отдельных судей. Сначала в поле зрения следствия попал судья Военной коллегии Ф. Ф. Каравайков, председательствовавший на процессе Баканова в июле 1947 г. Это он осмелился пожаловаться на следователей, которые, по его мнению, применяли незаконные методы, чтобы состряпать крупный скандал в московских военных судах. Теперь Управление кадров ЦК заявило, что сам Каравайков неправильно разбирал дела об измене родине. «Политические ошибки» Каравайкова оно трактовало как один из плодов противозаконного влияния на судей в Военной коллегии. В июле 1948 г. ЦК «пришлось» вмешаться в дело офицера Копелева, осужденного местным военным трибуналом за «антисоветскую агитацию» и приговоренного всего лишь к 3 годам заключения. В свете прежних «троцкистских» симпатий и другой «антисоветской деятельности» Копелева трибунал повысил меру наказания до 10 лет. Затем, пересмотрев приговор, тройка судей Военной коллегии под председательством Каравайкова «необоснованно» сократила Копелеву срок с 10 до 6 лет53. После этого инцидента, 24 апреля 1948 г., Секретариат ЦК санкционировал удаление Каравайкова из Военной коллегии и исключение из партии, передав его дело в Политбюро54. Политбюро рассмотрело дело на заседании 3 мая 1948 г.55

Летом 1948 г. атака на работавших в Военной коллегии судей продолжилась. В июле Управление кадров ЦК рекомендовало вывести из состава коллегии как минимум еще четырех судей, якобы слишком мягких с изменниками56. К примеру, судья А. А. Добровольский в течение 1947 г. и в первые три месяца 1948 г. «систематически допускал необоснованное снижение наказания изменникам Родины». Намекая, будто на мнение Добровольского повлияли деньги, управление сообщало, что он отменил десять решений по делам изменников, уменьшив последним сроки. Тринадцать приговоров отменил также судья Сюльдин, а Машков утвердил двадцать два откровенно снисходительных приговора, вынесенных трибуналами57. Всячески давалось понять, что мотивы членов Военной коллегии обусловливались взятками или другими «подарками», полученными от просителей за такие легкие наказания. (Никаких доказательств реального взяточничества в доступных документах нет.)

Примечательно, что Управление кадров ЦК выдвинуло обвинения во взяточничестве против Ионы Тимофеевича Никитченко, всемирно известного судьи Военной коллегии, заместителя председателя Верховного суда СССР. С октября 1945 г. по октябрь 1946 г. он был ведущим советским судьей на процессах главных военных преступников в Международном военном трибунале в Нюрнберге58. Международная известность не уберегла его от обвинений в должностной коррупции и моральном разложении дома. Статус Никитченко служит практически неопровержимым доказательством, что попытки очернить его могли совершаться только с одобрения Сталина. Возможно, сыграла свою роль досада генсека на «мягкость» нюрнбергских вердиктов, позволивших ряду немецких подсудимых вместо смертной казни отделаться пожизненным или длительным заключением. Вообще недовольство нюрнбергскими вердиктами, вероятно, укрепило Сталина в решении добиваться от советских судов суровой кары всем подсудимым, которые так или иначе, хотя бы в самой малой степени, участвовали в варварских действиях нацистов против СССР, – и, следовательно, подогревало его нетерпимость к мягкотелости, якобы проявляемой Военной коллегией при пересмотре приговоров.

Материалы дел и судебные протоколы показывают, что по меньшей мере двое свидетелей, обвинивших Никитченко во взяточничестве, поступили так под давлением следователей Прокуратуры СССР, когда содержались в тюрьме. Их показания против Никитченко сомнительны59. Третий человек, которого заставляли оговорить Никитченко, – обвиняемый-взяточник Л. Н. Кудрявцев, работавший старшим инспектором Военной коллегии (см. выше). В письме 1950 г. генеральному прокурору Сафонову Кудрявцев жаловался, что следователи требовали от него свидетельствовать против Никитченко. Он отказался, так как, по его словам, был уверен в невиновности последнего60.

Веских доказательств, что Никитченко брал взятки, нет, зато в судебных материалах и протоколах есть немало свидетельств, что следователи всеми силами старались «пришить» ему коррупцию. Одновременно Управление кадров ЦК обнаружило за ним политические и моральные прегрешения. В докладе от 8 июля 1948 г. оно указало, что Никитченко совершил «серьезный антипартийный проступок»: скрыл от начальства факт встречи в Германии со знакомой-немкой, работавшей директором научно-исследовательского института в Харькове во время оккупации города. Знакомая и ее муж бежали в Германию перед освобождением Харькова советскими войсками61. Окончательно предрешив опалу Никитченко, Верховный суд доложил Сталину в октябре 1948 г., что сын судьи несколько недель назад арестован «по обвинению в контрреволюционном преступлении» (в каком именно, не уточнялось)62. Совет министров снял Никитченко с должности в Верховном суде 18 июня 1949 г.63 Вероятно, Никитченко несколько лет жил в ожидании ареста, но этого все-таки не случилось.

Еще одной мишенью следователей стал судья Военной коллегии полковник Василий Васильевич Буканов (не путать с Алексеем Бакановым, старшим секретарем нижестоящего военного суда, о котором речь шла выше и чье дело послужило первой искрой, разжегшей скандал). Буканов, сын рабочего, родом из Калуги, воевал в Красной армии в гражданскую войну. В органах суда и прокуратуры работал с 1925 г., был прокурором Раменского района Московской области до 1937 г., когда получил пост председателя Московского областного суда. В 1938 г. он стал членом Верховного суда СССР. Буканов служил в Военной коллегии Верховного суда до 1946 г., затем его направили в Советскую военную администрацию в Восточной Германии (СВАГ), где он занимался реорганизацией немецкой судебной системы64.