Моя тетя тем временем расхаживала вокруг меня, держа наготове носовой платок, чтобы, улучив момент, стереть с моего лица хотя бы румяна.

– Ты очень красива от природы, Аделаида! Не представляю, зачем тебе понадобилось прятать свою красоту под слоем краски!

Я взглянула на себя в зеркало – на свои светло-рыжие волосы, которые мне наконец-то разрешили завить, и на легкие мазки румян на скулах, отчего мои зеленые глаза засверкали, точно два настоящих изумруда. Возможно, впрочем, они блестели оттого, что я постоянно думала, как буду до самого утра танцевать с Джоном. Более яркие губы делали меня старше, придавая мне вид почти взрослой женщины, к тому же я надеялась, что они помогут отвлечь внимание гостей от подола моего платья, которое лично мне казалось прискорбно длинным. Да-да, несмотря на все мои просьбы и увещевания, мое платье было именно такой длины, какую тетя Луиза считала подобающей для девушки из порядочной семьи. Иными словами, оно лишь слегка приоткрывало мои лодыжки. Впрочем, мне, пожалуй, следует быть довольной, что она хотя бы не заставила меня надеть кринолин и корсет.

– Ты готова, кузина? – спросил Уилли, заглядывая в дверь. Его волосы были расчесаны на косой пробор и назад и уложены с помощью фиксатуара, чтобы скрыть вечно торчащий вихор на затылке. Уилли был в черном смокинге, галстуке-бабочке и белом жилете, и я не могла не признать, что выглядит он очень и очень неплохо.

Увидев меня, Уилли присвистнул.

– Вот это да, Ади! Выглядишь просто сногсшибательно!.. Только не говори Саре Бет, что я это сказал. – Он подмигнул. – Я слышал, Хитмены установили в саду отдельный павильон для молодежи. Там будет своя танцевальная площадка и свой негритянский оркестр, который исполняет самую современную музыку. Наверное, Сара Бет сказала родителям, что так принято в Джексоне, и, конечно, миссис Хитмен пришлось пригласить оркестр и заказать павильон.

Уилли улыбнулся и поглядел на наручные часы, которые Сара Бет подарила ему на его последний день рождения. Она купила их у Пикока, а Джон помог выбрать самую лучшую, самую надежную и качественную модель. Правда, моя подруга всегда больше любила блестящие безделушки, но я заметила, что с недавних пор ей стали нравиться вещи более солидные и дорогие. Как-то я спросила Сару Бет – почему, и она ответила с важным видом, мол, искусство – вечно, поэтому не может быть по-настоящему красивым то, что уже завтра отправится на помойку. Единственное исключение – цветы, добавила она, но, наверное, Сара сказала так только потому, что я была ее близкой подругой и очень гордилась цветами, которые росли в моем саду.

– Ты готов? – спросила я, поворачиваясь к Уилли, так что подол моего платья с шелестом взлетел и плавно опустился, приятно лаская кожу. Платье было бледно-розовым – «цвета бедра испуганной нимфы», как уверяла меня продавщица в магазине, – и очень шло к цвету моего лица.

– Как бы я хотела… – начала тетя Луиза и осеклась.

– Чего бы ты хотела? – спросила я.

Она мягко улыбнулась.

– Я бы хотела, чтобы твоя мать видела тебя сейчас. Она бы тобой очень гордилась.

Я опустила глаза, чтобы взглянуть на лежавшие на столе щетки и гребни с серебряными накладками, принадлежавшие когда-то моей матери, и подумала о женщине, которую едва помнила. Гордилась бы она мною?.. Теперь этого никто не мог знать точно, даже тетя, и я подумала – хорошо бы это было не так важно. Но это было важно, и я чувствовала, что чем старше я становлюсь, тем чаще я буду спрашивать себя, что сказала бы мама по тому или иному поводу.

– Идем скорее, Ади!.. – прервал мои размышления Уилли, который только что не подпрыгивал от возбуждения. – Я не хочу ничего пропустить.

– Идем, – ответила я и повернулась, чтобы поцеловать тетю Луизу. В глазах у нее блестели слезы, но я притворилась, что ничего не замечаю.

По лестнице мы с Уилли неслись почти вприпрыжку, мигом позабыв все увещевания тети, которая просила нас вести себя как подобает леди и джентльмену. Внизу нас уже ждал дядя Джо. Лицо у него было серьезным и торжественным, и мы с Уилли приготовились к очередной порции наставлений.

– Не забывайте, что вы воспитывались в приличной семье, – сказал дядя. – В семье, где не приемлют пьянства и распущенности. Надеюсь, что и на приеме вы будете вести себя соответствующим образом и никак не очерните фамилию, которую носите. – Обращался дядя Джо к нам обоим, но смотрел в основном на Уилли, и я невольно задумалась, как много ему известно о последних похождениях моего кузена.

– Хорошо, дядя Джо, – сказала я и, приподнявшись на цыпочки, поцеловала его в обожженную солнцем щеку. О том, что дядя и тетя приглашения не получили, в нашем доме не было сказано ни слова, но лично я нисколько этому не удивилась. Мы и сами-то попали на прием к Хитменам только потому, что на этот раз Саре Бет позволили составить собственный список гостей. Что касалось дяди и тети, то они и Хитмены вращались в совершенно разных кругах; отсутствие приглашения мои родные восприняли как нечто совершенно естественное и, похоже, нисколечко не огорчились.

С запозданием вспомнив о хороших манерах, Уилли помог мне надеть мое простое шерстяное пальто, а потом подставил согнутую калачиком руку. Пока он вел меня до машины, я вспоминала меховой жакет Сары. С того дня, когда я в последний раз побывала в ювелирной лавке Пикока, прошло уже несколько недель. За все это время я ни разу не видела подругу, но меня это вполне устраивало: я уже несколько раз напоминала Джону, чтобы он привез мне жакет, но он все время забывал, а сама я в центр города не ездила. Наверное, думала я, Джон спрятал его в дальнем шкафу в своей мастерской, вот он и не попадается ему на глаза. Или, может быть, он отдал его непосредственно Саре, которая, как я точно знала, ездила в лавку Пикока, чтобы отремонтировать свое жемчужное ожерелье, порвавшееся в ту самую ночь, когда мы с таким трудом доставили домой ее бесчувственное тело. Саму Сару, похоже, судьба жакета нисколько не занимала, что было весьма на нее похоже: к своим вещам, даже очень дорогим, она всегда относилась небрежно, но я все равно чувствовала бы себя гораздо спокойнее, если бы мне удалось вернуть ей взятую на время роскошную вещицу.

Уилли галантно распахнул передо мной пассажирскую дверцу своего автомобиля, но прежде чем я успела сесть внутрь, его глаза удивленно расширились. Бросив на меня быстрый взгляд, Уилли стремительно наклонился и схватил что-то белое, лежавшее на сиденье. Что это было, я рассмотреть не успела, но мне показалось, что это стопка полотенец или, может быть, простынь.

– Извини, – пробормотал Уилли. – Я привез в стирку кое-какое белье и забыл в машине. – И, небрежно скомкав простыни, он затолкал их под заднее сиденье.

Пока я устраивалась, кузен продолжал исподтишка за мной наблюдать, но в чем дело, я не понимала. Потом мне показалось, что в салоне пахнет костром, но задавать вопросов я не стала. Не то чтобы мне было неинтересно, просто сейчас я могла думать только о предстоящем вечере, и ни о чем другом.

Наконец мы тронулись. Всю дорогу Уилли что-то напевал себе под нос, отбивая на руле ритм, но я не возражала, продолжая думать о Джоне и о том, как мы будем танцевать и совершенно официально проведем вместе несколько часов. Я даже решила, что выпью бокал-другой чего-нибудь не слишком крепкого. От одного бокала, рассуждала я, меня не развезет, как Сару, зато я наконец пойму, что в этой выпивке такого особенного и почему вокруг нее столько разговоров. Да и Джон наконец увидит, что я уже не маленькая.