И вот теперь, когда перед Нэнси Кокс лежали данные лабораторных анализов образцов, взятых у маленького мальчика, умершего в Гонконге, она понимала, что может стать участницей беспрецедентных и, вероятно, страшных событий. Она имела дело с вирусом гриппа. Происходил он из Гонконга. Это был вирус птичьего гриппа, но, по всей видимости, стадию мутации в свиньях он на этот раз миновал, поскольку его геммаглютинин и нейроминидазе полностью соответствовали характеристикам птичьего гриппа, не имея ничего общего со свиным. Но в результате грипп поразил трехлетнего ребенка. И убил его.

«Прежде всего нужно защитить работников лаборатории», – сразу пришло в голову Нэнси Кокс. Если существовал хотя бы малейший шанс, что этот вирус столь же смертелен, как возбудитель гриппа 1918 года, с ним нельзя было обращаться как с прочими вирусами гриппа. По заведенному порядку инфлюэнца считается «объектом биологической опасности второй степени», а это означало, что лаборанты должны были проводить эксперименты под вытяжками, отсасывающими воздух наружу. Для гриппа, как и для любой респираторной инфекции, это считается достаточной мерой предосторожности.

«Разумеется, доступ в наше здание строго ограничен, – поясняет Кокс. – А персонал, занятый анализами вирусов гриппа, работает в перчатках и специальных халатах». Но ведь вирусы инфлюэнцы бродят повсюду, постоянно передаваясь от человека к человеку, а потому работа с ними в Центре по контролю заболеваемости и профилактике не считается особо опасной. «Гораздо легче заразиться гденибудь в общественном месте, чем в нашей лаборатории, это точно», – подчеркивает Кокс.

Но если гонконгский вирус мог представлять собой разновидность вируса 1918 года, ученым следовало немедленно повысить свою защищенность. «Мы сразу же перешли на уровень биологической опасности «три плюс» и приняли соответствующие меры». Это означало более надежную спецодежду, снабженную капюшонами и масками для лица, чтобы воспрепятствовать проникновению инфекции. Теперь сотрудники лаборатории выглядели так, словно им приходилось иметь дело со смертельной опасностью, хотя Кокс уже допускала, что так оно и было на самом деле.

Но с другой стороны, все еще существовала вероятность ошибки. Путаница могла вкрасться на любом этапе, ребенок мог вообще погибнуть вовсе не от птичьего гриппа. Когда происходит нечто столь необычное, ошибка очень часто и становится в итоге единственным объяснением случившегося.

«Нам следовало на сто процентов убедиться, что вирус был действительно извлечен из человеческого организма, а не стал результатом постороннего загрязнения. Скептиков по этому поводу у нас хватало», – говорит Кокс.

Первым делом ее сотрудникам предстояло провести заново все анализы. К счастью, в лаборатории Гонконга сохранились дополнительные мазки, взятые у мальчика, что позволяло ученым повторить тесты. Но результат оказался тем же: H5N1. Птичий грипп.

Выводы подтвердили и в Роттердаме, где к тому времени тоже успели изучить гонконгский вирус. H5N1 – и никаких сомнений.

И все же не исключалась возможность, что вирус птичьего гриппа попал в образцы слизей случайно, заставив сотрудников Кокс, как и ученых в Голландии, поверить, что ребенка погубил птичий грипп. Каждый, кто работает с вирусами, с первых шагов учится распознавать подозрительные посторонние загрязнения. Ведь это может произойти очень просто – чужеродный вирус проникает в клетки изучаемых образцов, захватывает их и вытесняет вирус, который на самом деле пытались найти ученые. В данном же случае представлялось намного более вероятным, что произошло загрязнение, нежели реальное заражение ребенка штаммом гриппа H5N1. Как не преминул заметить коллега Кокс, доктор Кеиджи Фукуда, «заражение человека птичьим гриппом было прежде чем-то абсолютно неслыханным».

Но что, если это все-таки действительно произошло? Тогда, по словам того же Фукуды, «возникал вопрос, был ли случай уникален? Произошло ли заражение только одного человека? Или назревала новая эпидемия?» Неужели надвигалось нечто столь же ужасное, как грипп 1918 года? От подобной перспективы трудно было просто отмахнуться.

Выяснить, были ли образцы загрязнены, или мальчика действительно поразил птичий грипп, представлялось невозможным без отправки группы ученых в Гонконг для проведения независимого расследования. В эту команду вошли такие эксперты, как Фукуда – практик-исследователь из Центра по контролю заболеваемости и профилактике, Уэбстер – крупный теоретик в этой области, и специалисты из Всемирной организации здравоохранения. В Гонконг они прибыли в августе, то есть уже вскоре после того, как Кокс показали вселявшие ужас результаты лабораторных анализов мазков, взятых из горла умершего мальчика.

Группа прилетела в Гонконг с целым списком вопросов, сформулированных детально и четко. Их миссия заключалась в том, чтобы проверить все существовавшие возможности и полностью исключить вероятность ошибок. Пусть их работа кому-то могла показаться излишне въедливой, они знали, что иначе нельзя. Если существовал альтернативный путь, которым вирус птичьего гриппа мог попасть в горловые слизи ребенка, необходимо было обнаружить его.

Порядок вопросов невольно заставил ученых для начала вернуться в недавнее прошлое. Прежде всего необходимо было разобраться, не обнаружат ли они какихлибо признаков, что вирус птичьего гриппа мог попасть в образцы при работе с ними в местной лаборатории. Если нет, достаточно ли убедителен диагноз, что причиной смерти маленького пациента стал именно этот вирус? Другими словами, могло ли что-то еще вызвать летальный исход, а присутствие вируса птичьего гриппа быть лишь случайностью, ни на что не повлиявшей? Если же виновником все-таки стал птичий грипп, то откуда взялся вирус? Каким образом заразился им мальчик? И только затем вставал самый пугающий из вопросов: есть ли доказательства, что вирус птичьего гриппа поразил и других людей, породив эпидемию?

«Мы сошлись во мнении, что именно так, то есть поэтапно, мы должны добраться до основного вопроса: стал ли этот случай предвестником пандемии?» – говорит доктор Фукуда.

Они так и поступили. Брали из своего списка один вопрос за другим и старались получить на каждый из них ответ.

Чтобы проверить, не возник ли вирус птичьего гриппа как постороннее загрязнение, группа посетила все места, где это могло произойти, начав с больницы, в которой ребенок умер, дыша через респиратор. Они провели опрос среди медперсонала больницы, выясняя, не был ли кто-нибудь болен в то время. Затем проверили, как проводилась здесь интубация, и выяснили, пускали ли в ход потом трубку, через которую дышал умерший. Были ли еще пациенты, подвергшиеся интубации одновременно с ним, у которых развилось потом схожее заболевание? Не жил ли кто-нибудь из сотрудников больницы рядом с птицефабрикой? Когда ребенка клали на интубацию, не роняли ли чего-нибудь случайно на пол? Группа отследила, каким образом брались у ребенка мазки, как потом они хранились в холодильной камере и дальнейший путь образцов до государственной лаборатории для первичного анализа. Спрашивали, появились ли в тот период в лаборатории новые работники, имелись ли в помещении реагенты, которые могли послужить причиной загрязнения? Подвергались ли прежде анализу в лаборатории вирусы животных?