Таубенбергер, естественно, тоже понятия не имел, в какие собственные игры могли играть сотрудники и рецензенты научных журналов: некоторые из них были попросту невежественными людьми, кто-то ревновал к чужому успеху, кто-то оказался вовлеченным в конфликт интересов других людей. И когда с его статьей обошлись так небрежно, это оскорбило его в лучших чувствах.

Но, всегда оставаясь человеком сдержанным, Таубенбергер дождался, когда его материал приняли все-таки в печать и стала известна дата публикации, прежде чем связался с Альфредом Кросби – историком, чья книга во многом подвигла его и Рейд на их одинокие и порой такие тяжелые полтора года исследований. Зайдя на страницу Техасского университета в Интернете, Таубенбергер нашел электронный адрес профессора истории и отправил ему письмо. Он напомнил Кросби слова из его книги о том, что если только где-то в неведомом месте не существует «окна» для возвращения в прошлое, тайна гриппа 1918 года утеряна для человечества навсегда. И Таубенбергер сообщал, что ему удалось найти способ вернуть прошлое, которое имело вид ткани легкого жертвы пандемии 1918 года, хранившейся на складе Армейского института патологии.

Что касается статьи Таубенбергера, то она вышла наконец в свет в марте 1997 года, сделав не особо рвавшегося к славе и проведшего большую часть жизни в полной безвестности ученого звездой средств массовой информации. «Мой домашний телефон раскалился от звонков. Неожиданно оказалось, что не менее восьмидесяти журналистов хотят взять у меня интервью. Меня пригласили выступить живьем на общенациональном канале телевидения, а потом по национальному общественному радио. Это превратилось в какое-то безумие!»

Однако, как выяснилось, странности только начинались. Всего два месяца спустя таинственная смерть в Гонконге заставила специалистов во всем мире буквально содрогнуться от ужаса. Совершенно внезапно на горизонте замаячила потенциальная перспектива новой убийственной пандемии гриппа.

Доктор Нэнси Кокс проводила отпуск в Вайоминге, когда ей позвонили из лаборатории в Атланте. Ее вирусологи только что завершили, как им казалось, совершенно рутинный анализ с целью определения штамма вируса гриппа, образец которого был получен у одного из пациентов в мае того же года. Образец пролежал в лаборатории с месяц, дожидаясь своей очереди быть протестированным. Но когда Кокс, возглавлявшая лабораторию инфлюэнцы Центра по контролю заболеваемости и профилактике, услышала результаты анализа, у нее усилилось сердцебиение и адреналин волной разлился по венам. Вирус принадлежал к типу H5N1. То есть это был штамм гриппа, который в принципе никак не мог заразить человека. Но все оказалось еще хуже. Как сообщили Кокс, инфицированным был ребенок – трехлетний мальчик из Гонконга. И он уже умер.

Дело было в августе 1997 года. Джеффри Таубенбергер совсем недавно опубликовал первоначальный анализ генов вируса гриппа 1918 года, которые удалось извлечь из тканей легких рядового Вона. Однако он еще не успел определить, что именно сделало тот вирус столь смертоносным. А потому члены лабораторной группы Кокс не могли определить, имелись ли черты сходства между вирусом, убившим мальчика в Гонконге, и гриппом 1918 года, и никто не в силах был предсказать, не пройдется ли новый гонконгский грипп таким же смертельным ураганом по планете, оставляя на своем пути горы трупов. И это был первый вопрос, который пришел в голову самой Нэнси Кокс: что, если они получили первый сигнал о нашествии новой фатальной пандемии? Хотя, с другой стороны, напоминала она себе, они могли иметь дело с таким же случаем ложной тревоги, которая привела к панике в 1976 году после смерти от свиного гриппа всего лишь одного американского солдата.

Несколько дней подряд Кокс провела в непрерывных групповых совещаниях по мобильным телефонам со своими сотрудниками и другими учеными, решая, какие шаги следует предпринять. Несколько ночей она проворочалась в постели, не в силах заснуть от беспокойства. Вирусологи и эксперты в области гриппа не могли себе позволить при таком обороте событий ни малейшей ошибки.

До этого момента особых оснований для опасений по поводу вирусной инфекции вроде бы не существовало. Действительно, смерть совсем маленького ребенка не могла не пугать, но его лечащие врачи не были даже уверены, что причиной послужил именно вирус.

Мальчик скончался 9 мая в больнице, находясь все время под респиратором. Между тем совсем недавно это был совершенно здоровый и нормальный ребенок, посещавший детский сад, игравший с другими ребятами и не страдавший ничем, кроме обычных насморков и болей в ушах, которые неразлучны с детьми в его возрасте. Но затем в самом начале мая он где-то подхватил инфекцию дыхательных путей, которая быстро переросла в пневмонию. Очень скоро мальчика пришлось доставить в больницу, поскольку он уже не мог дышать самостоятельно. Местные врачи диагностировали у него вирусное воспаление легких, осложненное синдромом Рейе – заболеванием, которое иногда возникает вслед за вирусной инфекцией вроде гриппа или ветрянки. Это крайне редкий недуг, поражающий в основном маленьких детей и подростков, иногда приводящий к смерти. Мозг пациента заполняется жидкостью, создающей столь избыточное внутричерепное давление, что мозг начинает сдавливать очень нежные нервы у своего основания, которые отвечают за дыхание и скорость сердцебиения. И если нервы в основании мозга получают сильные повреждения, жертва синдрома Рейе погибает.

А потому, хотя мальчик умер, проболев всего несколько дней, осталось неясным, что же вызвало летальный исход – вирусная инфекция или синдром Рейе? Но по понятным причинам персонал больницы был напуган и опечален, и всем хотелось разобраться в происшедшем. Какой вирус мог способствовать развитию недуга, приведшего к смерти? Как могло случиться, что еще несколько дней назад пышущий здоровьем малыш вдруг так сильно заболел и быстро скончался? Врачи взяли мазки из его полости рта и горла, отправив на анализ в государственную вирусологическую лабораторию. Тесты показали, что в образцах содержался лишь один вирус, и это был вирус гриппа. Но возникла проблема. Как они ни старались, сотрудники местной лаборатории не могли определить штамм инфлюэнцы.

Лаборатории, подобные гонконгской, имеют в своем распоряжении набор антител, распознающих наиболее распространенные типы поверхностных белков вирусов – геммаглютинина и нейроминидазе, по которым вирусы гриппа и подразделяются на различные штаммы. Ученые помечают антитела специальными химикатами, начинающими светиться, если антитело улавливает вирус гриппа. Затем для проверки антитела помещают в чашку Петри, в которой выращивается культура гриппа, и если штамм определен верно, содержимое чашки начинает давать красноватый отблеск.

Но вирус, обнаруженный у мальчика, ни разу не дал подобного эффекта, хотя лаборанты перепробовали на нем все антитела, которые у них были. Ничего не выходило. Совпадений не наблюдалось.

Впрочем, сотрудников гонконгской лаборатории это не особенно встревожило. Они знали, что располагают набором антител, которые помогли бы определить лишь наиболее часто встречающиеся штаммы вируса гриппа, но их набор был далеко не полным. А потому они переслали образцы для дальнейшей проверки в специализированную лабораторию, расположенную в Роттердаме.