Поскольку же ученые из Гонконга не сумели объяснить голландцам всю важность данного случая, в Роттердаме просто включили присланные образцы в общий список дел на будущее. А в июле решили поделиться частью полученного из Гонконга материала с американским Центром по контролю заболеваемости и профилактике.

«При этом они не приложили к мазкам никакой документации с предупреждением, что они могут содержать нечто необычное, – говорит Кокс. – Насколько они знали, это был всего лишь еще один из рядовых вирусов инфлюэнцы». А потому и ее группа, в свою очередь, поставила анализ на общий лист ожидания. «И мои подчиненные приступили к работе над ним, только когда подошла очередь», – считает необходимым подчеркнуть Кокс.

А это означало, что минул еще месяц, прежде чем до гонконгских образцов дошли руки. Ведь лаборатория в Атланте – всего лишь одна из четырех в мире, призванных наблюдать за появлением новых штаммов гриппа, и потому она совершенно завалена образцами, число которых достигает ежегодно нескольких тысяч. Это часть глобальной системы слежения за вирусами гриппа, которая позволяет вирусологам почти мгновенно улавливать первые признаки штамма, который станет преобладающим в следующем году, чтобы вовремя начать вырабатывать против него вакцину и быть постоянно в курсе возникновения неизвестных прежде штаммов.

Развиваясь с течением лет, эта система разрослась настолько, что располагает сейчас только в США почти 110 центрами, собирающими образцы вирусов в своих регионах и определяющих, к каким типам они относятся. В международную сеть входят ныне 48 государств. И отовсюду образцы вирусов стекаются в лабораторию Центра по контролю заболеваемости и профилактике. Откуда-то приходят лишь выборочные штаммы для проверки, а из многих мест присылают все подряд, что только попадает в их поле зрения.

«Мы просим в первую очередь присылать нам вирусы, выделенные в начале и в конце каждого из сезонов гриппа, что порой дает понимание, чего ожидать в будущем сезоне или даже через год. Причем для нас желательно получать вирусы, выявленные в разгар заболеваемости. Наряду с типичными нас, конечно же, интересуют все необычные случаи», – объясняет Кокс.

Как одна из базовых лабораторий для изучения инфлюэнцы, возглавляемое Кокс исследовательское подразделение (как, впрочем, и роттердамское) имеет в своей коллекции антитела даже против тех штаммов гриппа, которые никто не считает опасными для людей. Это, к примеру, грипп, который распространен среди пернатых. Хотя порой вирус птичьего гриппа может претерпеть мутацию и стать для птиц смертельным, по большей части его штаммы вполне безвредны. Вместо того чтобы поражать клетки легких и вызывать заболевания, вирус тихо обитает в пищеварительной системе птиц, не вызывая у них никаких болезненных симптомов. При этом даже теоретически птичий грипп не может передаваться людям, поскольку его вирусы нуждаются в энзимах, встречающихся во внутренностях птиц, но не в клетках человеческих легких. Однако если случится невероятное и птичий грипп перекинется на людей, его вирус будет обладать такими протеинами геммаглютинина и нейроминидазе, с которыми люди никогда прежде не сталкивались. А потому ни одно человеческое существо не окажется вооруженным иммунитетом против такого вируса. Опасности тогда подвергнется все человечество.

Тревожнее всего, что если птичий грипп действительно начнет заражать людей, а эпидемия возникнет сначала в Азии, то это будет означать, что сбываются самые мрачные пророчества двух выдающихся вирусологов – доктора Роберта Уэбстера из детской исследовательской клиники Сент-Джуда в Мемфисе и доктора Кеннеди Шортриджа из Гонконгского университета.

Уэбстер первым высказал предположение, что самые жестокие пандемии (среди которых особенно выделялась в худшую сторону пандемия 1918 года) всегда начинаются именно с птичьего гриппа. Но прежде чем грипп начинает заражать людей, он должен пройти стадию «гуманизации», то есть измениться таким образом, чтобы, сохранив высокую поражающую способность птичьего гриппа, приобрести черты вируса гриппа человеческого, которые позволят ему проникать в легкие людей и развиваться в них. И эту важнейшую метаморфозу, согласно теории Уэбстера, грипп обычно претерпевает в свиньях. Именно свиньи становятся для гриппа переходной дорожкой от птиц к людям, поскольку в организмах этих животных одинаково легко приживаются штаммы и птичьей, и человеческой инфлюэнцы.

Представьте себе, говорит Уэбстер, что одна из свиней одновременно заражается птичьим и человеческим вирусами. Ее организм превращается при этом в своеобразный смеситель, где гены двух штаммов гриппа перестраиваются внутри клеток, чтобы появился новый гибридный вирус, способный передаваться людям, но сохраняющий часть генов птичьего гриппа, что делает его намного опаснее штаммов, с которыми люди сталкивались прежде. Так формируются условия для возникновения глобальной пандемии.

В подтверждение своей гипотезы Уэбстер ссылается опять-таки на вирус 1918 года, который, как он считает, мог зародиться в птицах, потом передаться свиньям и лишь затем начать поражать людей. Именно поэтому, подчеркивает ученый, те, кто выжил в тот страшный год, выработали в себе антитела против свиного гриппа. Более того, указывает Уэбстер, обе пандемии, после которых удалось выделить возбудителей – азиатский грипп 1957-го и гонконгский 1968 года, – показали, что эти вирусы вполне могли первоначально относиться к штаммам птичьего гриппа. (Здесь необходимо пояснить, что более ранние пандемии произошли до того, как ученые разработали методы распознания вирусов, а позднее сколько-нибудь масштабных эпидемий пока не наблюдалось.)

Предположения Уэбстера подхватил Кеннеди Шортридж. Именно Азия, утверждает он, является мировым эпицентром инфлюэнцы. Размножению вирусов в особенности способствуют утки, которые в огромных количествах обитают по всему южному Китаю. Именно эти птицы превратились в сплошной резервуар для опасных штаммов, которые легко переходят в опасную для людей форму благодаря изобретательной системе, внедренной там крестьянами, производящими рис. Традиционные приемы китайского рисоводства открывают вирусам гриппа множество путей передаваться от птиц свиньям, а потом и человеку.

Еще в XVII веке китайские крестьяне придумали, как уберечь урожай риса от сорняков и насекомых-вредителей, вырастив одновременно достаточное количество уток себе в пропитание. Пока рис прорастал, они запускали уток в обводненные поля. Птицы поедали насекомых и сорную траву, не трогая побегов риса. Когда же рис начинал созревать, крестьяне переводили уток в окрестные реки и пруды. Собрав урожай, их снова возвращали на осушенные поля, где они жирели на оставшихся несобранными зернах и набирали вес, чтобы самим потом пойти в пищу людям.

Но одновременно эти рачительные хозяева держали поблизости и поголовье свиней. И таким образом, по мнению Шортриджа, «одомашнивая уток, они, сами того не сознавая, готовили среду для распространения гриппа».

Шортридж отмечал, что эпидемии инфлюэнцы почти всегда начинались в Азии, а точнее – на юге Китая, где особенно развита пресловутая связка «рис – утки – свиньи». «Это отмечают все исторические хроники», – настаивает он.