– Я еще пару недель оставалась в Риле, пока не оправилась после родов. Выглядела я практически как прежде, и все вышло в точности так, как планировала твоя мама: соседи ни о чем не узнали, меня приняли обратно в «Рэкхемс»… Твоя мама приносила тебя в гости каждую неделю. Сперва мне было тяжело видеть тебя у нее на руках и каждый раз заново прощаться, а потом я, должно быть, привыкла. Ты стала дочерью Патрисии и моей племянницей.

– Как удобно для вас, – съязвила я. Тетка опять вздрогнула, но продолжала рассказывать:

– Все удивились, когда год спустя твоя мать забеременела. Мы думали, что и на этот раз будет выкидыш, но она смогла доносить ребенка до положенного срока. Я никогда не видела ее такой счастливой, как в день рождения Эдварда.

– Могу себе представить.

– Честно говоря, я зеленела от зависти, когда видела сестру в кругу ее семьи. Потом я познакомилась с дядей Фрэнком и родила близнецов, а остальное ты знаешь. Мне так жаль, Сьюзен, так жаль, что твои мама с папой так и не сказали тебе правды! Но ты же видишь, что тут нет моей вины? Я поступила так, как мне велели. Конечно, я хотела, чтобы все было по-другому, но ведь какие карты выпали, с теми и играешь… Теперь, когда ты знаешь правду, я не стану больше притворяться. Ты теперь моя девочка и всегда ей будешь.

Подводка для глаз и тушь быстро формировали темные лужицы в уголках глаз тетки Сильвии. Она снова промокнула их платком.

– А кто мой биологический отец? Расскажите все, что вы о нем помните.

Выражение лица тетки Сильвии поменялось с жалостного на испуганное.

– Мне нужно собраться с мыслями, дорогая. Я только заскочу в комнату для девочек… Я сейчас.

Меня давила клаустрофобия: потолки гостиной казались слишком низкими, ковер слишком толстым, воздух слишком густым от ароматов освежителя – автоматический диффузор стоял на карточном столе. Я кое-как встала, прошла в зимний сад и стала смотреть в окно. С серого неба сеялся мелкий дождь из тех, что кажутся туманом, но способны промочить вас насквозь за минуту. Ветки деревьев были голые, на размокших клумбах не было заметно признаков жизни. Сорока села на птичью кормушку, поняла, что там ничего для нее нет, и улетела прочь. Спустя некоторое время тетка Сильвия появилась на пороге с покорным видом.

– Я налью себе стаканчик шерри, прежде чем продолжать. Чтобы море стало по колено. Тебе налить?

– Нет, спасибо, – отказалась я.

Тетка вернулась с хрустальным бокалом в руке и предложила снова сесть в удобной гостиной.

– Я бы осталась здесь.

– Но тут же холодно! Никогда не могу толком протопить оранжерею зимой.

– Мне все равно.

Я опустилась в плетеное кресло. Тетка Сильвия нехотя последовала моему примеру.

– Так что насчет моего отца?

– Сьюзен, не знаю, как тебе это сказать. Никто другой не знает, кроме меня, даже дядя Фрэнк. Я могла бы унести тайну с собой в могилу, если бы пожелала – даже и легче всем было бы в таком случае, но тебе скажу. Ты заслуживаешь знать всю правду. Долой секреты, да? – Тетка Сильвия опустила взгляд на свои руки и принялась крутить на пальце броское бриллиантовое кольцо – подарок дяди Фрэнка на годовщину свадьбы. – Как я уже сказала, мне было всего семнадцать, но все говорили, что я выгляжу гораздо старше, потому что я одевалась, знаешь, как кинозвезда. Я всегда восхищалась твоей мамой. У нее было все – и муж, и дом, и работа, и деньги покупать красивые вещи. Сейчас в это трудно поверить, но в то время твой папа считался красавцем. Ему было всего тридцать два года, он пользовался уважением в ученом мире и был очень обаятельный. Втайне я была к нему неравнодушна. Конечно, он уже много пил, об этом все знали…

– Он страдал алкоголизмом.

– Я знаю, дорогая. Но в те дни он казался просто человеком, который немножечко забывает свою норму, вроде Оливера Рида или Ричарда Харриса. Его пьянство казалось бунтарством, а не слабостью и саморазрушением, как потом. Никто не ожидал, что этот порок его совсем погубит…

– Вот это вообще важно сейчас?

Настала долгая пауза. Можно было расслышать слабое тиканье бронзовых позолоченных каретных часов в гостиной и гуденье трактора где-то вдалеке.

– В тот вечер мы были на свадьбе. Выходила замуж кузина Ширли – ты ее помнишь? Она теперь в Австралии живет.

Я кивнула.

– Была пятница, – продолжала тетка Сильвия, – а мне на работу рано вставать, я решила не оставаться до конца. Ширли предложила, чтобы твой папа отвез меня домой и вернулся. Он не был в восторге, что его отрывают от веселья, но он только что приобрел новую машину, которой не упускал возможности похвастаться, поэтому долго его уговаривать не пришлось. Он уже выпил несколько бокалов, но тогда к этому относились иначе. По дороге он со мной шутил, называя бирмингемской Брижит Бардо. Когда мы подъехали к дому твоих деда и бабки, он решил зайти и выпить на дорожку. Он знал, где мой папа держит виски…

– Я не понимаю, зачем вы мне все это рассказываете. Я хочу знать о моем биологическом отце, а не о приемном.

– Я к этому и веду, дорогая, потерпи.

Тетка взяла свой бокал с шерри, отпила и продолжала:

– Я тоже была немного пьяненькой. Обычно-то я не пила, но в тот вечер напробовалась грушевого сидра… Я поставила на граммофон пластинку Тома Джонса и начала танцевать. Твой папа поднялся и составил мне пару. Мы покатывались со смеху, выкидывая разные коленца… – Тетка снова отпила шерри, и я впервые заметила, что у нее дрожат руки. Я вдруг поняла, к чему идет разговор, и изо всех сил надеялась, что ошиблась. – Ну что уж теперь об этом, – вздохнула она. – Это случилось всего один раз, и я сразу об этом пожалела и видела, что и твой папа тоже пожалел. Он тут же уехал, и я не видела его несколько недель. Я так и не сказала ему, что забеременела.

– Нет!..

– Единственный раз он заговорил со мной после того, как твоя мама предложила усыновить будущего ребенка. Однажды днем твой папа подошел к моему прилавку – я уже написала заявление об увольнении и работала последние дни – и спросил только: «Это от меня?» Я ответила: «Да», а он сказал: «Мне очень жаль».

– О господи, нет… – я зажмурилась.

– На другой день позвонила твоя мама сказать, что твой папа согласился на усыновление. Патриция так и не узнала, что он твой настоящий отец. По крайней мере, я ей не говорила. За столько лет я, конечно, гадала иногда – может, твой папа проговорился с пьяных глаз, но если и так, Патриция ничем не выдала, что знает. Она запретила всем родственникам – даже мне – говорить об удочерении. Мы все вели себя так, будто ты ее дочь. Ты первый человек, которому я об этом рассказываю. – Тетка залпом допила остаток шерри и поставила бокал на стол. – Ты должна понять, Сьюзен, – в случившемся нет ни моей вины, ни вины твоего отца. Он никогда не проявлял ко мне интерес – то было минутное помрачение. Но сейчас я не жалею, потому что тобой же залюбоваться можно! Ты чудесная девочка, такая умная, красивая! Я безмерно тобой горжусь. А скоро ты подаришь мне еще одного внука. Меня только одно печалит – через что тебе пришлось пройти из-за пьянства твоего папы. Я знаю, тебе пришлось нелегко. Мне тоже было трудно стоять в стороне и молча смотреть. Если бы я могла тебя отобрать, я бы так и сделала, но я не могла…