– Я прекрасно помню дело вашего отца, – полковник гордо приосанился, подбоченился, и стал вылитый Чапаев с афиши фильма. – Его вел следователь Бурак. Утром оно было официально закрыто. Все собранные доказательства подтвердили основную версию – ваш отец зарезал сам себя.

– Глупость! Мой отец не мог себя зарезать! Его убили.

– Следствие доказало обратное. Как я уже говорил, самураи предрасположены к сведению с собой счетов. Поменьше нервничайте, молодой человек, то есть оборотень. Займитесь музыкой, танцами. Возьмите пример с меня.

– Наша служба безопасности продолжит собственное расследование, – Сатибо не опускал рук.

– Ну, раз у вас такое хобби, расследуйте до посинения, – Свербилкин взглянул на него как на безнадежного глупца. – Только не вздумайте вершить самосуд! Действуйте в рамках закона.

Взяв с Сатибо подписку о невыезде, он вернулся к месту преступления и приготовился дать интервью корреспондентке городского телеканала.

Я спрятался от репортеров за полицейским “Уазом”.

– Тебе не кажется, что фамилия следователя начинается не с той буквы? – Лиза почти любовно шепнула на ухо Сатибо. – Никакой он не Бурак, а круглый дурак. Остальные сотрудники городского УВД и прокуратуры должны быть его однофамильцами.

– Я убью этого Бурака, – серьезно заявил Сатибо. – Может, тогда они научатся работать.

– Даже не думай.

– А что? Ты считаешь, они смогут меня найти? Я сомневаюсь.

– Сати, ты достаточно подставился. Хватит. Между прочим, я не просила защищать меня от позора, – Лиза пожалела о его вранье. – Могла пережить, что жена Свербилкина, а потом Софья и Наташка узнали бы о моей девственности. Зато ты был бы вне подозрений.

– Трубадур еще бы что-нибудь придумал, чтобы меня обвинить. Неспроста он говорит о ревности как об основном мотиве. Разве ты не видишь, он сам ревнует горожан ко мне, к нашей службе безопасности?

– Свербилкин боится, что мы его обставим. И мы это сделаем.

– Обязательно.

– Не понимаю, почему Свербилкин отказывается проверить версию насчет конкурентов по бизнесу, – Лиза не могла постичь странную логику руководителя ансамбля казачьей песни.

– Если бы ты была хозяйкой придорожного ларька, он поискал бы вероятных недоброжелателей среди представителей малого бизнеса. Мясокомбинат в городе один, и Трубадур считает, что конкурентов у тебя ноль.

– А как же другие акционеры, члены совета директоров?

– Ими мы займемся в первую очередь. Сами. Нам по-любому виднее.

– Ты прав. Но, прошу тебя, Сати, не убивай никого, а при случае отправь копии собранных материалов глупому следователю, – Лиза сомневалась в его благоразумии.

– Мы не выйдем за рамки закона, – с улыбкой заверил ее Сатибо.

Пока Свербилкин проводил с нами очную ставку и выведывал интимные подробности, мой новый друг Егор Ветров неподалеку от поворота к “Крутому Берегу” отбивался от назойливого свидетеля.

– Вы должны написать о том, что я видел, – настаивал плотный бородач, державший на коротком поводке немецкую овчарку.

– Представьтесь, пожалуйста, и объясните, что именно вы видели, – Егор сфотографировал свидетеля, взяв его во весь рост так, чтобы собака оказалась в кадре, и приготовился записывать показания в блокнот.

– Афанасий Кузьмич Мельников. Я живу в том старом кооперативе, – мужчина указал на домики за водонапорной башней. – Мы с Джиной часто ходим гулять на поле. Здесь можно ее отпустить побегать. Обычно мы доходим до замков богачей и возвращаемся обратно. Сегодня примерно час назад мы шли по асфальтированной дороге. Я остановился у поворота. Вижу – навстречу мчится большая белая иномарка, а за ней бежит мужик. Я подозвал собаку и бочком в сторонку. Иномарка пронеслась мимо нас со свистом, а мужик чуть не сбил меня в канаву… Еле отскочил. Я не успел взять собаку на поводок, и подумал, ну сейчас она рванет за ним. А Джина прильнула к моей ноге и от страха хвост поджала. Во дела! Вы представляете, он мчался с невероятной скоростью, шел под сто километров. Но я неплохо его разглядел. Записывайте. Лет ему от двадцати до тридцати, рост где-то метр семьдесят, волосы темные.

– Извините, Афанасий Кузьмич, я не могу об этом написать, – Егор защелкнул шариковую ручку. – Меня в редакции засмеют. Надеюсь, вы сами понимаете… Того, о чем вы мне только что рассказали, не может быть. Человек не разгоняется до ста километров в час! Профессиональному спортсмену это не под силу! Спросите участкового врача, и она вам все объяснит.

– Но я сам видел! Джина тоже видела! – свидетель переглянулся с овчаркой.

– О чем базар? – из подъехавшего микроавтобуса с антенной-тарелкой на крыше вылез наголо обритый оператор.

– Ветров! Ты опять нас обогнал, – секунду спустя из телеавтобуса грациозно выпорхнула девушка в мини-юбке и тонкой маечке. Ее налаченные длинные черные волосы, разделенные на две половины, приподнимались при прыжках по ухабам, словно уши спаниеля.

– Такое не возьмут в новости, – Егор поспешил отбить у коллег охоту брать комментарий очевидца. – Житель говорит ерунду. Рассказывает, что мужик бежал на скорости сто километров в час за “Лексусом”, который вскоре взорвался.

– Невозможно даже в Волочаровске, – согласился оператор. – Тот человек умер бы от одышки.

– А если за машиной бежал вампир? – корреспондентка пошевелила свой начес, готовясь предстать в кадре во всей красе. – Они быстро бегают.

– На вампира мужик не был похож. Загорелый вроде, а упыри бледные, – подметил свидетель. – Правда, товарищ по рыбалке Колька Колончук рассказывал мне, что в октябре странный мужик раскурочил его голубятню, вломился в дом, выбил два окна и порушил дорогую мебель.

– Наверное, это был Карлсон, – Егор постарался превратить напряженный разговор со свидетелем в фарс. – Вы у него пропеллера не видели?

– Мы не можем выпустить в эфир несусветную дурь, – корреспондентка отозвала оператора. – Мало ли, что кому померещилось… Сделаем стендап на фоне дальнего скопления машин, потом подъедем ближе и поговорим с начальником полиции, хозяйкой мясокомбината и ее начальником охраны.

Егор снова опередил конкурентов. Журналист нашел меня за полицейским оцеплением и посоветовал спрятаться от телевизионщиков.

Лиза не согласилась присутствовать в качестве понятой при обыске дома Яматори. На ней сказалось душевное переутомление. Придя домой, она не села обедать, а прямиком отправилась в свою комнату.

Я тоже не стал есть, аппетит пропал вместе с более-менее сносным настроением. Сам не понимая, зачем, как загипнотизированный поднялся на второй этаж. Дверь в спальню Лизы я открыл без спроса. Девушка сидела на кровати, нервно теребя поясок оранжевого халата.

Комната была декорирована в бежевых и коричневых тонах. Богатая лепниной мебель ручной работы была небрежно отделана под старину – мастера неровными мазками размазали смесь серой и золотистой краски по древесине. Напрасно они считали, что это выглядит благородно.