– Вы заручились рекомендацией Коллинза? – прошептал Уинтроп.

Такого вопроса он не ожидал, и волнение сменилось раздражением.

– Что-то в этом роде, хотя документы необходимо переписать. Опрокинулась чернильница… – начал он, но осекся, едва выдавив последние слова. Перед глазами встала помахивавшая хвостом Пандора.

– Какое несчастье.

Расстроенное лицо Уинтропа никак не могло успокоить волнение Мэтью.

– Зубы господни, да что стряслось? – взорвался Мэтью. В его сторону тут же стали поворачиваться головы собравшихся в фойе, но он больше не мог стоять на одном месте. Желание узнать новости было куда острее, чем неотвязная боль в ноге. Он просто не мог потерпеть неудачу и проиграть выборы!

Мэтью быстро сглотнул и яростно прошипел:

– Выкладывайте побыстрее, чтобы я мог заняться своим делом.

Выражение страстного нетерпения мгновенно исчезло с лица Уинтропа. Он наклонился чуть ближе и озабоченно наморщил лоб:

– Речь именно об этом, друг мой. Боюсь, у вас больше не осталось дел в Обществе.

Когда он снова замялся, Мэтью ударил его по ноге тростью. Гнев перевесил здравый смысл, хотя он не мог себе позволить потерять ни один голос. Кроме него на эту должность претендовали несколько имевших в Обществе вес джентльменов.

– Коллинз сбежал в Гретна-Грин с племянницей лорда Хамбера. Я слышал, что она беременна, и Хамбер собирался отправить ее в Шотландию жить с бабушкой и дедом, но ничего не вышло. Как только Коллинз услышал об этом, он немедленно воспользовался ситуацией.

Уинтроп помедлил. В его голосе слышались сочувственные нотки.

– Хотя удача Хамбера равна вашему отчаянию.

Мэтью пошатнулся, уронил трость и прислонился к стене. Куда девались планы на прекрасное будущее, мечты занять должность председателя, надежды получить свою долю счастья?! Будь проклято счастье и будь проклята его гордость, такая же увечная, как больная нога. Во всем виновата Амелия.

Но отчаяние длилось недолго.

Пробормотав что-то на прощанье, он снова вышел под дождь и вернулся домой. Нога служила постоянным напоминанием о бушующих в его душе эмоциях и пустых ожиданиях. На этот раз он ворвался в спальню сестры без объявления, хотя, когда увидел стоявшую у окна Амелию со следами слез на щеках, его гнев немного улегся.

Он обязан перед ней извиниться и объясниться. Когда все так усложнилось?

– Я хочу поговорить с тобой. Ты не заболела?

Он шагнул ближе, ожидая ее реакции, прежде чем заговорить. Высказать все, что лежало на сердце.

Амелия отвернулась от окна и вытерла слезы. Не в привычках Мэтью было вторгаться в ее комнату, но так или иначе она не позволит, чтобы он увидел ее такой расстроенной. Столько всего осталось невысказанным! Если бы они сумели поговорить в обычном тоне, без ссор и борьбы за контроль над ситуацией, она могла бы убедить его в своей правоте. Нужно, чтобы он понял, как сильно она любит Ландена!

– Мне тоже нужно поговорить с тобой.

Она показала на большую мягкую скамью у изножья ее кровати и подождала, пока он сядет рядом с ней:

– Похоже, мы оба заблудились.

– Уверяю, все началось не так.

Амелия заметила, что Мэтью сегодня выглядит более спокойным, чем все последние недели.

– Говори первой.

– Спасибо.

Она заправила за ухо несколько непокорных прядей и сложила руки на коленях:

– Все, что я когда-либо хотела от замужества, – шанс на счастье, чувство безопасности и спокойное будущее. Родительский брак по любви и искренняя привязанность, которую питают друг к другу папа и мама, пробудили во мне желание столь же редкого союза. Я поклялась, что не удовлетворюсь меньшим. Если исключить обстоятельства замужества Шарлотты, я была уверена, что естественное течение жизни приведет мое сердце к любви. Я веселилась во время сезонов, посещала балы и принимала знаки внимания поклонников, но никто не убедил меня в необходимости соединения наших судеб. Время шло, папа начинал волноваться и поручил тебе невозможную задачу.

Амелия с легкой улыбкой посмотрела Мэтью в глаза.

– Действительно, – улыбнулся он в ответ.

– Множество нежеланных эмоций подрывало мою уверенность. Болезнь отца усложнила дело и усилила во мне боязнь того, что я не сумею найти подходящего мужа, человека, которого смогу уважать и любить, а заодно превратила изначально добрые намерения в борьбу за контроль над ситуацией.

Она замолчала в надежде, что брат поймет глубинный смысл ее слов.

– Твои объяснения отражают мои, как зеркало. Меня тоже одолевали сомнения.

Мэтью поерзал на скамье, вытянул ногу и помял мышцы бедра.

– Время показало, что мое увечье не такое уж серьезное, – невесело хмыкнул он. – Хотя боль иногда донимает меня и мешает некоторым видам деятельности, я дал волю фантазии и сомнениям в себе, так что в своем воображении превратился в безнадежного калеку.

– Мэтью!

Амелия потянулась к его руке, понимая, как трудна для брата эта исповедь.

– Нет, позволь мне закончить.

Он нежно взял ее за руку.

– Я не настолько глуп, чтобы ездить по балам и восхищаться вальсом и кадрилью, подпирая стенку. Или притворяться, будто игнорирую жалостливые взгляды или доброжелательные разговоры о себе, пока мысленно перечисляю собственные физические ограничения. В качестве замены я выбрал путь научных исследований, подразумевая при этом определенную цель. И все же ослепленный этой целью и настоятельным желанием доказать, что на что-то годен, я подвел тебя. И не был с тобой добр. Прости, Амелия.

Он откашлялся и тяжело вздохнул.

– И ты меня прости. – Амелия с искренним чувством сжала его руку: – Ты слишком строг к себе. Я точно знаю, что где-то есть идеальная женщина для тебя. И не только в твоем воображении, – заверила она и не удержалась от того, чтобы подразнить брата: – Необыкновенная и очень терпеливая женщина.

– В точности так же, как существует идеальный мужчина для тебя?

Мэтью с улыбкой отпустил ее руку.

– О, такого я уже обнаружила. Он живет в каждом биении моего сердца.

После этого оба долго сидели в дружелюбном молчании. Они открыли друг другу свои души, обрели при этом прощение, и сказать больше им было нечего.

Жизнь больше не имела смысла. Не так давно спокойствие было постоянным спутником Ландена, его утешением в одиночестве. В его сутках было больше двадцати четырех часов, минуты крались так медленно, что он приказал убрать из дома все часы. Бекфорд-Холл, когда-то казавшийся его спасением, теперь стал тюрьмой. Тяжким напоминанием о сделанной ошибке и тайне, которой он помешал выползти из могилы. Но что теперь поделать? Он снова сделал неверный выбор, и на этот раз страдало его сердце.