Неужели я…

За Гранью.

О, Создатель! Что же это делается-то? Как я тут оказалась? Почему моя душа попала в такую, извиняюсь, клоаку?! Это, если повезёт, третьи Врата!

И я что-то не помню, чтобы умирала. К тому же, тот призрак переместился вместе со мной. Так, а если это он меня убил, и тот некромант просто отправил нас обоих за третьи Врата (думаю, за четвёртыми должно быть ещё хуже)? Или только мою душу? А тело без души жить может? Или я там сейчас без сознания, либо пускаю слюни в беспамятстве, либо мертва, либо я не я…

От предположений пухла голова.

Я остановилась и попробовала раскрыть Грани и Врата. Однако появившаяся кирпичная стена не была разрушенной и, как бы я ни старалась, не открывала прохода в мир живых. Я в голос взвыла от бессилия, стукнув кулаком по магической кирпичной кладке. Разумеется, это ни к чему не привело, только поверхность стены подарила немного прохлады.

Со злостью отлипла от Грани, убрала её. Потом взгляд сам нашёл камешек, а нога в тоненькой туфельке сама его пнула. Я даже не обратила внимания на боль, тут же пронзившую носок.

Но вдруг я услышала ни с чем несравнимый звук хлопанья пернатых крыльев. Мимо пролетал химмель.

Вдруг чьи-то руки снова обхватили меня за плечи и грубо толкнули на землю. Ахнув от неожиданности, выпустила юбки, запуталась в ткани и опять грохнулась в грязь.

Шипя ругательства, я посмотрела на недоброжелателя. Химмель с крыльями цвета белого золота. При жизни он был аристократом, но сейчас на нём не было богатых одежд, крылья полностью утратили свой блеск под пылью, визуально больше напоминая крылья драчливого гуся. А симпатичное лицо искажено гримасой ярости.

— Ты, — прошипел незнакомец, потянувшись ко мне, словно хотел задушить. Разумеется, я максимально быстро вскочила и отпрянула. Странно, что химмель не смог воспользоваться своей скоростью и перехватить меня. Он неловко пошатнулся, но устоял.

— Чего тебе от меня надо? — огрызнулась я, хотя это больше напоминало писк.

— Игрушка маркиза, — с теми же змеиными интонациями протянул химмель, наступая на меня, угрожающе раскрыв крылья. — Ты заплатишь! И все вы, Стоунхрены, заплатите! — откровенно прорычал он, кинувшись на меня.

Любопытно. Наверное, за Гранью люди и химмель почти равны. Да, его скорость была человеческой. Видимо, только это и спасло от его рук, готовых свернуть мне шею.

И хотя я вряд ли умру повторно, проверять этого не хотелось.

— Я тебя впервые вижу, — максимально холодно ответила я лорду.

Химмель хищно раздувал ноздри, сжимая кулаки.

— Боюсь, меня сейчас это не беспокоит.

— А то, что маркиз даже рад моей боли тебя заботит? — спросила я, в моём голосе всё-таки скользнула горечь. И даже на этом свете дядюшка мне удружил! — Он меня ненавидит, как и я его, — зачем-то призналась я.

Незнакомец немного остыл, стал присматриваться ко мне. В его взгляде было столько ненависти и неприязни, что хотелось сжаться в комок и молиться, чтобы меня не трогали. А вместо этого я постаралась гордо расправить плечи и вздёрнуть подбородок, смело посмотрев ему в глаза. Химмель оценил этот жест.

— Я герцог Кионити нер Роллинс из Девлона, — представился он, ожидая моей дальнейшей реакции, которой к его недоумению не последовало. — Точнее раньше был. Пока твой любимый дядюшка не решил, что я ему чем-то помешал.

Кажется, теперь я даже догадываюсь о причине смерти этого герцога. Нет, ну надо же, маркиз добрался до герцога из дружественного королевства, а об этом вообще никто не знал!

— Тебя отравили?

Он дёрнулся как от удара, кивнул. В его светло-голубых как льдинки глазах горел гнев.

— Ты не одинок в своей ненависти, — хмыкнула я.

— Я слышал о тебе, полукровка. Тебе любят перемывать кости во многих странах. Полукровка — большая редкость. Говорят, что у тебя прекрасная внешность и отвратительнейший характер. Или что ты пьёшь кровь младенцев по воскресеньям. Говорят, что маркиз приютил тебя под собственным крылом, души в тебе не чаял. Даже любил больше своей распутной дочурки-шлюхи. Вот в это я верил. — От того, как он говорил об Элис, мне стало неприятно, но я пока молчала. — А сейчас ты говоришь о своем дорогом дядюшке как о злейшем враге. Меня снедает любопытство: почему?

От его пронзительного и внимательного взгляда было не укрыться. Я понимала, что он нереально зол на своего убийцу, понимала, как сильно ему хочется доставить хотя бы сотую долю своих мучений маркизу, однако не собиралась быть грушей для битья. К тому же, далеко не факт, что сам нер Стоунхаус хоть когда-то узнал бы об этом.

А чем мне сейчас навредит правда? Вот её и решила рассказать, предварительно спросив:

— А что мне за это будет?

Кионити улыбнулся моему вопросу, хотя такие улыбки обычно ничего хорошего не обещали, я решила, что это лучше чем откровенный оскал.

— Возможно, я всего лишь улечу от тебя. Возможно, сверну тебе шею раз пять. А может, помогу. Так что выбирай слова и не запутайся в собственной лжи, если решишь врать.

— Нет, обойдусь без вранья, — скривилась я, впрочем, прекрасно понимая, что вряд ли химмель вот так сразу поверит. — Да и что придумывать? Он годами — годами! — поил меня зельем для сна!

Химмель выгнул светлую бровь.

— Какой злобный дядюшка, решивший уложить племянницу баюшки-баю.

— А зелье оказалось сильным ядом, из-за которого у меня ухудшился контроль над магией, — продолжила я, проигнорировав реплику герцога. — А ещё у меня изуродовались крылья.

Тут он не сдержался и расхохотался. Я знала причину его смеха, внутренне кипя от негодования. А потом кисло улыбнулась и призвала крылья.

Поскольку у платья была практически открытая спина, для меня это не составило никаких проблем. Когда химмель снова поднял на меня взгляд, всё его веселье разом погасло, даже рот от удивления раскрылся. Он в шоке смотрел на мои крылья, потом подошёл и беззастенчиво раскрыл их, отметив, что правое раскрывается хуже. Потом он снова отошёл, посмотрел на то, как кончики моих крыльев лежат на грязи. Я не могла их поднять выше, в то время, как он спокойно всё ещё держал свои высоко и открыто.

— Не думаю, что на таком можно далеко улететь, — наконец-то сказал герцог. Он поймал мой взгляд, но уже смотрел на меня совершенно по-другому. В этом взгляде была капелька сочувствия, и не обнаружилось злобы в мой адрес. — Я знал, что он чудовище, но понятия не имел насколько!

Дёрнула щекой, убирая крылья.