Москвы указивки шли и идут. В четырнадцатом замахнулись широко, да не рассчитали немного. Уконтрапупили мировую атмосферу, что называется. А если называть вещи своими именами – потеряли инициативу. Если бы в той же Украине там сгорело, тут взорвалось, того убили – не смогла бы она своими ходами усугублять ситуацию. То сейнер задержали, то корабли через пролив послали – а так бы чубатые думали, как самим в живых остаться. И мир бы думал – не о том, как наказать Россию, а о том, как потушить стремительно разрастающийся пожар. О наказании думают только после того, как пожар взят под контроль.

И вот – из Москвы во все концы полетели указивки, одна грозней другой. Не вмешиваться, не провоцировать… в идеале вообще ничего не делать. И не дай Бог кто! У нас тут все на мази, вроде устаканивается – и не дай Бог, кто проявит инициативу!

А тут не одного человека постреляли, и кого – американцев! И не просто туристов – а серьезных американцев, в том числе сотрудников ЦРУ. А США по таким случаям переговоры не ведут. Они наказывают. Возьмут и введут третий этап санкций. Или что-нибудь еще придумают. И переговоры по этому вопросу вести не будут, и договориться не получится, как привыкли. Не будет никто договариваться. Потому что американцы считают, что они полицейские, а русские – бандиты. Бандиты постреляли полицейских – должно быть наказание.

И вот – дилемма. Готовы ли мы к тому чтобы сказать американцам – это навсегда. И десять лет, и двадцать, и тридцать пройдет – но мы будем вас мочить. Можете все что угодно делать, но этого вы не измените.

Афганцы так сказали. И вот уже Трамп думает, как уносить оттуда ноги, несолоно хлебавщи. И иракцы сказали.

А мы? Ах, квартиру в Майами конфискуют?

Но исполнители – в посольстве России в АРЕ – думали не о высоком. А о том, что известно еще со времен Сталина – у каждой проблемы есть фамилия, имя и отчество. Вообще-то автор этого высказывания не Сталин, а Каганович, но от этого не легче. У каждой проблемы должен быть крайний. А крайнего – понятно будут искать не в Москве.

Но с другой стороны…

Резидент шепнул послу пару слов, и от них – тот побелел как мел. Он не знал, что в деле еще замешана крестница такого человека, одного из «рулевых» в Москве, из тех, кто раздавит и не заметит. Если бы не это – все уже давно думали, как бы прикрыть свою задницу. Но тут… если «дядя Игорь» узнает, что к его крестнице было проявлено пренебрежение – то это будет сочтено как неуважение к нему самому. И тогда – сожрет. Просто чтобы другие боялись, чтобы подтвердить свой статус, чтобы неповадно было.

И вот что делать?

Единственный, кто в это время в посольстве был занят реальной работой по «вытаскиванию» ситуации – был Денис. Не то чтобы он был чище и честнее других, просто он понимал – своих людей сдавать нельзя, он как руководитель полностью зависит от них. Но ему мешали. Сейчас он разговаривал с Москвой по закрытой линии, оправдываясь вместо того чтобы действовать.

– Нет, вы подумайте! Генерал-майор будет бегать по городу, как какой-то… стажер!

…

– А вы не думали, что если американцы сумеют захватить или убить вас, это будет для них победой!

Дэн досчитал до пяти, чтобы не выматериться в трубку

– Я тридцать лет на Востоке, без малого. Меня никто не возьмет. Бралка не отросла. Что касается захватить или убить – возьму Альфу на прикрытие

– Здорово. Еще бойни одной в городе не хватало с нашим участием. Одна уже есть, не знаем, как теперь расхлебывать.

Открылась дверь. Раньше за такое – войти в комнату специальной связи во время сеанса связи – первым же самолетом отправили бы на Родину, а там бы направили куда-нибудь в Барнаул дослуживать. Но сейчас времена были не те. Бардак был!

– Извините…

…

– Да, говори.

– Товарищ генерал-майор, звонили из посольства Узбекистана. Телефонограмма. Экстренная. Просят приехать.

– Некогда

– В сообщении пометка – красный дым.

– Я же сказал… прости, какая пометка?

– Красный дым.

Дэн покачал головой.

– Вот ведь сукин сын…

– Что?! – раздалось по связи.

– Извините, товарищ генерал-полковник. Это я не вам…

***

Примерно через час – из российского посольства начали выезжать машины. Одна за одной. Началась классическая операция отвлечения внимания, но американцы к ней были готовы. У них были не только активы на земле, но и висящий в воздухе БПЛА Риппер.

Русские, а за ними и американцы разъехались – и никто не обратил внимание на пожилого араба, чем-то расстроенного, вышедшего из ворот визового отдела посольства. Но если бы его кто и остановил – он рассказал бы о том, что сын мечтал учиться на врача, денег на то чтобы учиться в Англии или США нет – а российское посольство не дает визу. И потому он так горюет.

Все это он поведал бы на отличном арабском языке. Правда, с примесью иракского диалекта, но те, кто учил язык по курсам Розетта Стоун – таких нюансов не разбирают…

***

Через сорок минут старик на маршрутке добрался до района вокзала, где было узбекское посольство, там, в лавке купил пару вещей из одежды и наскоро изменил внешность. Надел платок на голову – «стиль Арафата», а халат бросил. В таком виде – он подошел к узбекскому посольству, еще раз огляделся и нажал на звонок…

***

Я сидел в комнате отдыха посольства, пил чай и ел плов. Плов настоящий – не пилав как тут, из мяса с костями и булгура вместо риса. Узбеки ни о чем не спрашивали, да и не сказал бы я им ничего. Когда Дэн зашел в комнату, мы просто молча обнялись

– Цел?..

– Цел, цел… И она цела – сразу говорю. Вытащил я ее.

– Да пох…

Не пофиг, конечно. Но все равно.

– Как прошло?

– Хреново.

…

– Я застрелил парня, который был прав.

– И?

– И теперь мне с этим жить.

И с этим ничего не поделаешь.

Мы – все грешны, и сильно грешны. Собственно, работа разведчика – это профессиональная эксплуатация греха. Но – мы все равно, по негласному соглашению до совсем уж лютого скотства стараемся не опускаться. И начальство это понимает, и совсем уж лютого скотства не требует, потому что не бывает такого, что человек здесь один, а там другой и, потеряв человеческий облик он становится