и Эроу. Два бродяги, брошенные в пыли учреждения, где им не было места. Один с надеждой на шанс под одеялом лжи, другой — не столь удачливый.

Они научили меня прощению. Они научили меня правде. Любви. Праведности. Доброте. Ведь Бог есть. Он должен быть. Я верю в этот факт, и никто не может отнять его у меня. Во что я не верю сейчас, так это в людей. Дикари самого худшего сорта, которые окружают нас настоящими масками обмана.

Он срывает кляп с моей головы, и волосы падают мне на лицо, а я задыхаюсь. Без предупреждения он застегивает на моей шее черный ошейник с кольцом прямо на горле, соединенный с цепью.

За этой запертой дверью у этого мужчины множество игрушек и ограничителей, созданных для удовольствия и боли. Два основных измерения эмоций, которые сливаются в прекрасную симфонию, когда наша музыка сталкивается.

Я смотрю на него, вызывающе, но послушно. Голая грудь Эроу покрыта шрамами и татуировками его собственного неповиновения. Наклонив голову в сторону, я наблюдаю, как его язык скользит по зубам в возбуждении и предвкушении, оглядывая свою добычу, которую он уверен, что завоюет.

Он расстегивает джинсы, освобождаясь от остальной одежды, а затем сжимает в кулаке основание своего толстого эрегированного члена, ладонью проводя по его длине передо мной.

Я наблюдаю за тем, как он проводит пальцами по кончику, щелкая большим пальцем по пирсингу, отчаянно желая ощутить это трение о мой центр, по которому стекает его вода. Я жажду ощутить, как пирсинг снова проводит по моему голодному клитору.

— Я собираюсь проколоть эти сиськи и приковать тебя к моему члену. — Он гордо ухмыляется этой мысли, поглаживая себя по толстым, скульптурным квадрицепсам. — Посмотрю, как ты будешь ползать по полу подо мной, ведомая никем иным, как твоим новым богом. — Он покачивает своим членом.

— Ты не будешь прокалывать мои соски, — отвечаю я, наконец обретя голос.

Эроу хватает цепочку, соединенную с кольцом на моей шее, и дергает ее вперед, заставляя меня задохнуться.

— Я не спрашивал твоего мнения, — рычит он. — А теперь ложись на живот и открой для меня рот.

— Но… — протестую я, показывая свои связанные руки в надежде на хоть какую-то отсрочку.

— Веревки останутся, — просто отвечает он.

Я стону.

— Я ненавижу тебя.

— Ничего страшного, — говорит он, переступая одной ногой через цепь и отводя ее за спину рукой. — Главное, чтобы ты мне доверяла.

Я смотрю на него, когда он снова натягивает поводок, притягивая мою шею к себе.

— Ты ведь доверяешь, да? — мягко спрашивает он, опуская руку с членом и нежно поглаживая меня по щеке. — Доверяешь мне?

Я сглатываю, поднимая на него глаза. Этот вопрос стал для меня простым после того, как он открыл мне все. Тяготы своего измученного прошлого, правду о мужчинах, которые пытались сбить меня с пути.

Я принимаю этого человека таким, какой он есть.

Тем, кем они заставили его стать.

— Всем своим существом, — уверенно отвечаю я.

39. Мы выше этого

Он медленно ухмыляется и проводит большим пальцем по моей скуле, а затем отводит руку назад и бьет меня по лицу. Не сильно, но достаточно ощутимо, чтобы отбросить мое лицо в сторону и оставить легкое жжение.

— Хорошая девочка.

Я практически хнычу от его похвалы, прежде чем он вводит свой член мне в рот. Он позволяет мне двигать шеей, пока он стоит на месте, и я смачиваю его, облизывая проколотый кончик, а затем беру в рот всю его налитую длину. Я заглатываю столько, сколько могу, задерживая его в глубине горла, пока мне не требуется отстраниться, чтобы отдышаться.

— Черт, вот так, — говорит он, хватаясь за волосы на моей макушке и снова заставляя себя глубоко войти.

Он держит поводок рукой за спиной и тянет его, наращивая темп, пока меня буквально не тянет вперед, чтобы я заглотила его член, и он эффективно трахает мое горло.

— Заглоти свой член, шлюха, — требует он. Я стону рядом с ним, слова такие мерзкие, унизительные и слишком привлекательные для покорной куклы, в которую я превратилась. — Прими свое наказание.

Доведя себя до предела, едва не проиграв в собственной игре, он отстраняется от моего рта и с огнем в глазах смотрит на мокрое от слез месиво под собой. Он шлепает членом по моей щеке, а затем снова вводит его между моих губ. Он повторяет этот процесс: вынимает, шлепает меня, затем снова трахает горло. Играя с собой. Играя со мной.

— Эроу, — скулю я, жаждая освобождения, пока он трет пирсинг по моим губам, и капля спермы вытекает на мой язык. — Пожалуйста.

— Что «пожалуйста»? — спрашивает он, нахмурив брови.

— Дай мне то, что мне нужно, — кричу я.

Его предательская ухмылка растягивает губы, прежде чем он наклоняется ближе ко мне. Его рука снова обхватывает меня сзади, а пальцы проскальзывают под шорты, пока он не нащупывает мое возбуждение, просовывая палец глубоко внутрь.

— О да, ты готова, — говорит он, его глаза темнеют от голода. — Боже, ты такая потрясающая, Брай. Моя маленькая грязная куколка. Давай сделаем тебя грязной, да?

Быстрым движением он отпускает поводок, прижимая меня спиной к кровати, мои запястья горят от трения веревки. Он хватает меня за лодыжку и переворачивает на живот. Кляп снова заполняет мой рот, когда он пристегивает его еще туже, чем раньше. Спустив шорты с моих ног, он, не теряя времени, ставит меня на колени, впечатывает мои обнаженные груди в матрас и раздвигает мои ноги перед собой.

Он проводит головкой своего члена по мокрому месиву между моих ног, проклиная это ощущение. Без предупреждения он входит в меня сзади, проникая глубоко. Я пытаюсь кричать через кляп, моя киска спазмирует вокруг его толщины, пока он замирает, пытаясь успокоить себя для меня.

Мои крики заглушает силиконовый член в моем горле, в то время как он выскальзывает, а затем снова входит глубоко в медленном и мучительном темпе.

— Они лишили тебя голоса, но помни, что я тот, кто заставит тебя кричать, — шепчет он, пока его руки исследуют меня.

Пальцы приникают к моей коже, касаясь каждой доступной поверхности, как своей собственной. Пробегают по позвоночнику, по задней поверхности бедер, по изгибам бедер. Вцепившись в плоть возле моих бедер, он снова притягивает меня к себе, и моя влага растекается по его животу. Его толчки снова нарастают, и мое тело воспламеняется от каждого мощного столкновения.

Это длится недолго. Невозможность говорить, пока я глотаю