– Что «армия»? – обиделся сержант.

– Так, ничего. Продолжайте! – уже почти приказала Мадам. Но, не дав сержанту даже рта раскрыть, продолжила сама: – Итак, вы прибыли в ставку, но императора там, конечно, не оказалось. А оказался всё тот же прохвост Оливьер. Который в свое время отправил нас невесть куда – и вдруг получил обратно, словно этот коварный дикарский снаряд… как его… бумербум!

– Бумерлаг, Мадам, – снисходительно поправил ее сержант.

– Пусть бумерлаг, – согласилась Мадам. – Но все это совершенно неважно, как это у дикарей называется. А у нас, в просвещеннейшей армии мира! Да вы только задумайтесь, господин сержант! Как это называется? Я беседую с маршалом, я прошу его о некоей услуге, даже можно сказать, сущей безделице. Маршал учтиво соглашается. И вызывает этого болвана! Это я об Оливьере, господа. И поручает ему это дело. А он, на еще одну мою беду, перепоручает это вам. И вот начинается! Меня ни днем ни ночью не оставляют в покое, а взад-вперед мотают по каким-то ужасным проселочным дорогам, я попадаю то в вертеп к местным разбойникам, то в какую-то наполовину сгоревшую хижину, где еще нужно разобраться кто скрывается! Ну, и так далее! Кроме того, я просто голодаю! Мерзну! И это я уже не говорю, господа, простите, что вынуждена даже намекать на такие сугубо личные… Ну, скажем, и об этом тоже с вами, людьми многолетне закаленными и привыкшими к любым лишениям. Что таким людям личное! Но, господа! Вы только посмотрите, во что на этом ужасном ветру превратились мои щеки! Что скажет моя камеристка, когда…

– Но, Мадам! – вдруг едва ли не крикнул сержант.

И Мадам сразу замолчала. Но молчал и сержант, уже устыдившийся собственной грубости. Мадам еще немного помолчала и сказала уже совершенно спокойным, даже подчеркнуто равнодушным голосом:

– Хорошо, господа. Об этом я поговорю в другом, более подходящем для этого месте. С другими людьми. А с вами, – и тут она повернулась к сержанту, – а с вами я лучше поговорю о делах более простых. Но не менее важных! Итак, ответьте мне начистоту, четко и внятно, ради чего вы завели весь этот разговор? Что вы задумали?!

– Лично я ничего не задумал, Мадам, – сердито, даже несколько обиженно ответил сержант. – Я только выполняю приказ. А приказ был такой. После того, как я прибыл в ставку и меня там приняло высшее там лицо…

– Оливьер? – быстро спросила Мадам.

– Оливьер, – так же быстро, но и еще очень сердито ответил сержант. – Да, сударыня! Уж так получилось, что именно он там сейчас главный.

– А где император? – спросила Мадам.

– Это меня не касается! – строго ответил сержант.

– Очень интересно! Очень! – гневно воскликнула Мадам. – Их не касается, нет, их даже совсем не беспокоит…

– Мадам! – очень строго воскликнул сержант. – Да дайте же вы мне договорить в конце концов!

Мадам была вынуждена замолчать. И сержант тогда сказал вот что:

– Так вот, я прибыл в ставку, и там тот, кто на тогдашний момент был там старшим по званию, тот и принял мой рапорт, посчитал мое поручение выполненным и принял по нему вот такое решение: всех нас отправить в отставку. В чистую! Так что, – и тут он повернулся к своим солдатам, – еще раз повторяю: вы совершенно свободны, друзья мои, и можете меня не держаться. То есть каждый может выбирать свою дорогу. По душе. Так что куда тебе, Франц?

– Э! – сказал Франц. – Так что? Я вас так утомил, сержант? Или объел? Или за что еще вы меня гоните?

Франц, это было очевидно, говорил то, что думал. И он был неподдельно расстроен. Даже, скорее, напуган. Поэтому сержант сразу сказал:

– Да нет, я тебя не гоню!

– Тогда в чем дело?

– Ну, не знаю! – смутился сержант. Хотя, если честно признаться, то другого ответа он от Франца и не ожидал.

Как, впрочем, и от Чико. Но все равно повернулся к нему. Чико с достоинством сказал:

– Я не настолько глуп, сержант, чтобы в такое время затевать здесь что-то в одиночку. Так что я вместе с Францем, сержант. Поступаю под вашу команду!

И тут он даже козырнул. Сержант откозырял ему в ответ, широко улыбнулся…

И тотчас же вздрогнул. Потому что Мадам рассмеялась! Сержант повернулся к Мадам. Мадам сразу перестала смеяться и очень серьезно сказала:

– Прекрасно! Просто восхитительно! Трое крепких, до зубов вооруженных мужчин решили бросить посреди снежной пустыни беззащитную слабую женщину!

– Но почему же беззащитную? – строго спросил сержант. – Насколько я, да и все мы убедились, то вы сейчас находитесь в куда лучшем положении, чем мы все трое вместе взятые. Ведь вы прекрасно ориентируетесь в этой стране и всегда находите общий язык с местными жителями. Потому что и вы сами местная жительница, Мадам!

– Это что, вам Оливьер такое сказал? – осторожно спросила Мадам.

– Нет! – беспечно ответил сержант. – Он сказал как раз совсем другое!

– Любопытно! – сказал Мадам очень громко. – Так что же он тогда сказал? Кем же он меня назвал?!

– Госпожой Ленорман! – так же громко ответил сержант. – Личной гадалкой императора!

Мадам, и это было ясно видно, очень растерялась! Она не знала, что на это отвечать. Сержанту стало ее жаль, и он сказал:

– Да он и не такое может наплести!

– А почему это наплести? – опять осторожно спросила Мадам. То есть, понял сержант, она уже всерьез прикидывала, а не притвориться ли ей госпожой Ленорман.

Но, чтобы такого не было, чтобы Мадам потом не расстраивалась и окончательно не запуталась в собственных выдумках, сержант честно сказал:

– Всё дело в том, Мадам, что я совершенно точно знаю, как выглядит госпожа Ленорман. Я видел ее не далее как в мае месяце этого года. Она значительно старше вас, Мадам.

– А! – сказала Мадам. – Значит, вы были у нее. Значит, она вам гадала! Чего вы молчите?

– Гадала или не гадала, – строго сказал сержант, – но сейчас это совершенно не важно.

– Значит, гадала! – сказала Мадам. – И это придает вам храбрости!

– Как раз наоборот!

– А! – только и воскликнула Мадам… И растерялась, и молчала.

В то время как сержант, который, может, был растерян еще больше, сказал:

– Но это к делу не касается! Да и дело уже кончено. А если так, то я больше не имею права вас расспрашивать, а тем более задерживать. Вы совершенно свободны, сударыня. И вы уже дома. В то время как нам, всем троим, до своих домов еще добираться и добираться. Мы же теперь в отставке, мы свое отвоевали, и нам пора домой! Так или нет, друзья? – и сержант повернулся к солдатам.

Солдаты молчали. Но молчали они совершено по-разному – Франц смущался, а Чико боялся. Вот болван, начал думать сержант, да чего тут теперь…

Как Мадам вдруг сказала: