Еще недавно ревела она белугой на похоронах Павла Николаевича так, что многие присутствовавшие на траурном мероприятии посчитали ее второй женой покойного. Потом были сорок дней запойных поминок, пока новый босс, только оклемавшись и приступив к руководству фирмой, не пригласил еще не просохнувшую от слез и хмельных «сороковин» Марью Ивановну на беседу. Посмотрел, как рублем одарил, и предложил дальнейшее сотрудничество. За пряником – беспардонной лестью и безмерным восхвалением ее деловой бульдожьей хватки и незаменимости в их деле – последовала демонстрация кнута – в прошлом наворочала она дел немало, мол, коготок-то увяз, если захочет спрыгнуть и смыться, пойдет следом за Пашкой в мир иной… Короче, выбирай, потребовал новый шеф. Что выбрала Марья Ивановна, понятно. Только не знал Андрей, применяя замысловатые методики, что никуда не денется мадам Андрейченко – уж очень любила она деньги и мужчин. А такие, как Андрей, на ее жизненном горизонте и вовсе не появлялись. Она засыпала и просыпалась с мыслью о нем. Может быть, с грустью думала она, в ее сердце в неурочное время постучала любовь?

Уже вторую неделю Андрей занимал кабинет Павла Николаевича, сидел в его кресле. Про себя этот нелегкий процесс внедрения в новую роль новый босс шутливо называл на флотский манер – «осмотреться в отсеках!» Надо сказать, что «осматривался» он умело. Сразу же определил ценность и потенциал всех сотрудников. Каждый раз, когда Марья Ивановна входила к нему (по вызову или по велению сердца), первой ее мыслью было: «Что он ей скажет на этот раз? Ведь от пристального взгляда шефа ничего нельзя скрыть. Господи, помилуй!» И это при том, что она была глубоко неверующей женщиной, почти ведьмой. Еще более двойственное впечатление произвел на нее Виктор Степанович, которого Андрей в интересах дела велел ей обольстить. Этот «чей-то сынок» был красив, хорошо образован, с манерами, но своим бабьим сердцем Марья Ивановна чувствовала от него какой-то холодок, как от потустороннего существа. На первый взгляд могло показаться, что Виктора Степановича ничего на свете не интересует, кроме девицы, которую он притащил с собой. На прозорливый взгляд мадам Андрейченко, девица – обыкновенная валютная пустышка, кусок сочного мяса с дыркой, но ухажер вел себя с ней так, словно находился на необитаемом острове, где иных женщин не предвидится очень долго. Краля за весь вечер произнесла всего несколько фраз, как и положено такого рода профурсеткам, зато глазами, ножками и грудями разыгрывала целые симфонии, от которых мужская половина ресторанного зала тихо млела. Один темноликий джигит не выдержал эротического напряжения, излучаемого девицей, выскочил из-за своего столика и подошел к ним. Чинно изогнувшись и пылая бешеными очами, он пригласил девицу танцевать. Пикантность ситуации была в том, что никакой музыки в это время в ресторане не звучало. Красотка рванулась навстречу первобытному любовному зову, и даже кавалер Виктор Степанович чуть было замешкался, но выручил Андрей.

– Проваливай, кацо, – вежливо посоветовал он, – за мадам уже уплачено. Джигит встретился с ним взглядом и скороговоркой пробурчал:

– Можем цену перебить.

– В другом месте, – спокойно заметил Андрей, – и в другое время.

Кавказец открыл было рот, чтобы сказать что-то дерзкое, но из-за соседнего стола приподнялась охрана босса, и тот пристыжено ретировался. Когда все же заиграла музыка и Виктор Степанович повел партнершу выплясывать, Марья Ивановна наклонилась к уху своего безответного возлюбленного:

– Как хочешь, Андрюша. Или этот перец – обыкновенный придурок, или он не тот, за кого себя выдает. Я это сердцем чую…

Андрей пристально посмотрел на свою даму, отчего у нее в груди и в животе что-то сладко екнуло и растеклось жаром. Через несколько минут он предложил вернувшемуся за столик Виктору Степановичу сходить размяться. В мраморном гальюне, проверив отсутствие случайных ушей, Андрей запросто посоветовал своему куратору:

– Степаныч, эту Машку все вы там недооцениваете. Она уже заподозрила, что ты кого-то там изображаешь. Побольше естественности, это не голая теория, а реальная практика. А вот девушка твоя – умница. Так в роль вошла, что и не подкопаешься! Кто она по званию?

– Старший лейтенант. Красавица и отличница, классно стреляет, владеет таэквондо. Короче, действуем, как спланировали. В конце вечера ты согласишься взять эту девушку к себе на фирму в отдел сбыта. Что делать дальше, она знает. А меня очень заинтересовала эта твоя Машенька. Чувствую, знает многие контакты и людей…

…Домой Андрей попал где-то около часа ночи. Сразу после выписки по совету Виктора Степановича он занял лучшую квартиру, принадлежащую фирме. Четыре комнаты: гостиная, рабочий кабинет и две спальни, общей площадью в добрую сотню квадратных метров. Чувствовал себя там привольно, но одиноко. Зайдя в подъезд, на ступеньках третьего этажа у квартиры обнаружил блеклое пятно света на цементно-сумрачной лестничной клетке. Пятно дрожало от холода и тихонько дремало. Это была Наташа.

Они не виделись и не созванивались больше двух недель. Последний раз она навещала его в клинике перед самой выпиской. Легенда внедрения требовала, чтобы во время болезни Андрей чувствовал себя как заправский босс. По этой причине палата у него была отдельная, уставленная мягкой мебелью вишневого цвета, с лоджией и видом на парк. Вышколенный персонал обращался с пациентом, как с драгоценным сосудом. Опытные врачи, опрятные и услужливые медсестры и санитарки. Все это организовал Визгунов, хотя Андрей сперва сильно противился и по привычке хотел отлежаться в обычной районной больнице, которая по сравнению с его апартаментами выглядела тифозным бараком времен Гражданской войны. Но там лечили людей, а значит, бушевали и страсти людские. Здесь же, в натужной роскоши, все почему-то напоминало замаскированный обезьянник для избранных. Но ушлый Визгунов был, конечно, прав, когда после операции перевез Андрея сюда. Элитарный больничный корпус для раненого бизнесмена органически вписывался в легенду, а нищая койка с «кирзовой» кашей разрушала ее до основания.

Наташа навещала его каждый день, приносила какие-то гостинцы, о чем-то пытливо выспрашивала, но он ее плохо слушал. Андрей опасался, что, если примет ее всерьез (а к этому уже склонялось), рухнет не только легенда, но и сама жизнь обернется к нему неправдошным, лживым ликом. Последнее свидание было самым горьким. Хотя он любил эту девушку, однако сказал: прости, я водил тебя за нос. Ты для меня никто, пустое место, девочка для разового пользования. Исчезни! Она поверила, заплакала и ушла. Но не исчезла. Вот сидит на ступеньках, завернутая в плащ.

– Не замерзла? – спросил Андрей.

Протянул ей руку. Ладошка у нее маленькая, теплая, нежная – и сразу током бьет. Привел в квартиру, усадил в гостиной в кресло. Принес вино, конфеты, рюмки. Наташа не захотела снять плащ, а продолжала кутаться в него. Ясный, изумрудный цвет глаз, высокий гордый взлет шеи – красавица, ничего не скажешь.

– Андрюша, я все взвесила и решила: я не могу без тебя, я люблю тебя. Я готова находиться рядом в любой роли: домохозяйки, жены, матери, сестры, соседки, прислуги. Если ты захочешь, то рожу тебе детей, если нет, то буду всю жизнь сдувать пылинки. И в радости, и в горе. Всегда! Только не гони меня! Даже если это ты убил моего дядю, я тебя заранее прощаю…