— Спасибо. Я как следует потрудился. Я знал, что ты проверишь мои данные. Как тебе понравился мой социальный профиль? Миноритарный акционер в «Полар Лунатикс». Я даже должность там занял на самом деле на тот случай, если ты и это проверишь. Все продал, когда мои люди сказали, что ты у дверей. — Разболтался. Это опасно, пока действует его светлое «я». Внутри него все происходит сразу: слова сражаются за место в узких дверях мысли и голоса. Заурядники так туго соображают.

— В коллоквиуме ты таким старательным не был.

— Старательным. Старательным, ага. Нет. Я сильно изменился с той поры.

— Наслышана. Это твой обычный фамильяр?

— Все меняется, когда Земля круглая, — говорит Вагнер.

— Я тебя боюсь, — отвечает Элиза Стракки.

— Разумеется. Да. Мне нужно было удостовериться, что ты не сбежишь. Но мне просто нужна информация, Элиза.

— Я не знала, для чего она предназначалась.

Вагнер наклоняется вперед. Элиза Стракки вздрагивает от силы его пристального взгляда.

— Сомневаюсь, что я в это верю. Нет, совсем не верю. Попытка покушения на моего брата? Биопроцессоры, специально разработанные для системы внедрения нейротоксина, вживленной в муху? Не верю.

— Ты поверишь, если я скажу, что не имела ни малейшего понятия, кто мой клиент?

— Я не сомневаюсь, что ты бы отнеслась к своему клиенту с той же старательностью, что и ко мне. Исходя из этого, я могу сделать вывод, что настоящий клиент опутал себя схожей сетью компаний-пустышек.

— Говоришь как полный мудак, Вагнер, — замечает Элиза. Ее нога дергается под столом. Чтобы это ощутить, не нужны волчьи чувства.

— Извини. Извини. Кому ты ее отправила?

— Я в безопасности, Вагнер?

Вагнеру хотелось бы перестать читать ее лицо. Каждое подсознательное вздрагивание и напряжение мышц вызывают в нем всплеск сопереживания и тревоги. Иногда он думает о том, что хотел бы совсем перестать воспринимать все в таких деталях, вчитываться так глубоко. Перестать быть таким означало бы перестать быть Вагнером Кортой.

— Мы тебя защитим.

Она перебрасывает Доктору Луз адрес корпоративного ящика для загрузки. Доктор Луз проводит расследование. Компания-пустышка, уже закрытая. Элиза должна была это знать. Вопрос для Вагнера заключается в том, через сколько еще пустышек и тайников прошел файл, прежде чем добрался до сборщика. Его мысли уже спешат по дюжине троп сразу. Вагнер считает свой полный разум чем-то вроде квантового компьютера: он изучает вероятности во многих параллельных вселенных одновременно, а потом совмещает их друг с другом и сжимает до единственного решения. Он знает, что делать дальше.

— Вагнер…

Проходят секунды, прежде чем Вагнер перефокусируется. Но для заурядников целые секунды — мгновения.

— Да пошел ты на хрен. Корта родился, Корта и помрешь, мать твою. Никто и никогда не говорил вашей семейке «нет», верно? Вы даже смысла этого слова не понимаете.

Впрочем, она колеблется — всего лишь на секунду, всего лишь самую малость, — прежде чем поворачивается, чтобы уйти, и обнаруживает, что бар пуст. У Вагнера нет полномочий нанимать частную охрану за счет Корта. Он может нанять бар за свой счет. А потом наполнить его друзьями, членами семьи, собратьями по стае.

Той ночью он убегает со своей стаей на крышу города. Наверху, настолько близко к свету Земли, насколько позволяет архитектура, старые служебные туннели вычищены и превращены в комнаты и закутки. Это бар, клуб, логово. Все равно что устроить вечеринку внутри легкого. Воздух застоявшийся, затхлый. В баре стоит запах тел, духов и дешевой водки, и над всем витает поликарбонатный фабричный душок. Свет голубой как Земля, музыка настоящая, а не шепоток фамильяров, и такая громкая, что кажется физически ощутимой.

Волки Магдалены из Царицы Южной пришли в Меридиан. Это самая старая из лунных стай; с незапамятных времен ее возглавляет Саша «Волчонок» Эрмин. Нэ говорит, будто бы является самым старым волком на Луне; первым, кто поднял глаза и завыл на Землю. Первым, кто назвал себя иным местоимением. Нэ из Первого поколения, на голову ниже любого из стаи, но нэйная харизма озаряет бар, словно фейерверк Дивали. Вагнера нэ пугает; нэ пренебрегает им, считает мягкотелым аристократом, а не настоящим волком. Члены нэйной стаи — грубые, агрессивные и мнят себя истинными наследниками обеих натур. Но тусовщики из Волков Магдалены что надо. Бойцы уже собираются в яме, раздетые догола и пылающие жаждой драки. Вагнер предпочитает дракам разговоры, и он находит в лабиринте туннелей закуток, в равной степени удаленный от радостных воплей и диджея, где ведет одновременно три разговора с робототехником из «Тайян Мунгрида», брокером по физически ограниченным деривативам и дизайнером интерьера, специализирующимся на особых породах дерева.

Когда разговоры близятся к концу, появляется девушка из Волков Магдалены. Когда Земля круглая, лунные волки пренебрегают заурядной модой: она одета в желтовато-зеленое скаф-трико, на котором маркерами нарисованы неистовые спирали и завитушки, порожденные воображением, подпитываемым Землей.

— Ты маленький, ты сладкий, ты хорошо пахнешь, — шепчет она, и Вагнер слышит каждое слово, не переставая болтать с тремя собеседниками.

— Вау, ну и вид, — говорит он.

— Это было модно, потом стало немодно, а теперь снова модно, — говорит девушка. — Я Ирина. — Ее фамильяр — череп с рогами, и у него из глаз и ноздрей вырывается пламя. Еще одна штуковина, которая была модной, потом стала немодной, а теперь опять в моде. Вагнер всегда удивлялся тому, откуда могло взяться недолгое увлечение скаф-трико, изукрашенными граффити.

— Я…

— Я знаю, кто ты такой, Маленький Волк.

Она сжимает зубами мочку его уха и шепчет:

— Люблю кусаться.

— Люблю, когда меня кусают, — говорит Вагнер, но, прежде чем она утащит его за собой, прикладывает ладонь к ее грудной кости. Он чувствует каждое биение сердца, каждый вдох, каждый прилив крови в ее артериях. Она пахнет медом и пачулями. — Завтра я должен быть на дне рождения моей мамайн.

— Тогда уважай маму и не демонстрируй ей слишком много обнаженного тела.

Двое в костюмах подступают к Лукасинью с обеих сторон. Он не знает, кто они такие, но знает, кому они служат.

Лукас Корта сидит на кушетке, где спал Лукасинью. Аккуратный, педантичный; руки легко лежат на бедрах. Флавия скорчилась в углу, среди святых. Глаза ее широко распахнуты от страха. Грудь ходит ходуном, она явно сражается за каждый вдох. К груди прижаты трясущиеся руки. Лукасинью никогда такого раньше не видел, но каждый рожденный на Луне знает, в чем дело. Ей укоротили дыхание. Она тонет в чистом воздухе.

— Отдай ей дыхание! — вопит Лукасинью и бросается к мадринье Флавии, обнимает ее.

— Разумеется, — говорил Лукас Корта. — Токинью.