Есть мнение, что царь посадил вместо себя Симеона именно для того, чтобы пресечь претензии на трон сына, и казнил бояр, посмевших сказать: «Не подобает тебе, государь, вместо своих чад иноплеменника на государство поставляти». Не исключено, что дело Бомелия было специально задумано в том числе и для дискредитации наследника. В народной песне поется, что царевича спас дядя, брат матери, боярин Никита Романов Юрьев. Однако, как мы видели, тому, ограбленному до нитки, в тот момент было не до этого.

Тем не менее, продолжает Р. Г. Скрынников, царь считал царевича Ивана соправителем, все распоряжения писались от имени царя и его сына[771]. Так что о причинах неприязни царя к сыну надо поговорить еще раз, более подробно, что я несколько ниже и сделаю.

А пока – более подробно о некоторых вышеупомянутых расправах. Так, чуть раньше расправы с Бомелием, 20 октября 1575 г., «преставился к государевой опале» новгородский епископ Леонид, преемник Пимена. Он полностью подчинил Церковь Опричнине, но это и его не спасло. Его не то зашили в медвежью шкуру и затравили собаками, не то удавили перед Успенским собором Кремля. Что касается самого Пимена, то Дж. Горсей сообщает нам, что царь заменил казнь вечным заточением на хлебе и воде, и Пимен скончался в тюрьме[772]. Таким образом, сбылись слова митрополита Филиппа – что Пимен сеял, то и пожал.

Кстати, примерно тогда же «царь» Симеон отобрал у монастырей все льготные грамоты и потребовал огромной платы за их возвращение[773]. А что, логично: предки – ханы Золотой Орды – дали, потомок отнял!

Однако с приходом «хана Симеона Бекбулатовича» даже забитая и «зачмыренная» Опричниной Россия пусть тихо, но непреклонно возроптала, выразила пусть негромкое, но единодушное неприятие. Два года спустя Иван Грозный возвращает себе трон[774]. Если, конечно, Симеон был реальным, а не подставным ханом. Тот факт, что при «сведении» Симеона с трона изменений в установленном в его царствование порядке не произошло[775], говорит против этой части концепции В. Куковенко. Р. Г. Скрынников высказывает предположение, что царь сознательно воскресил «татарщину», чтобы сделать Симеона «пугалом» в глазах подданных, сотворив новые зверства от его имени[776]. Однако и в этом есть как минимум некоторые сомнения. Хотя бы потому, что и после 1576 г. зверства продолжались.

После «сведения» с трона Симеону Бекбулатовичу по-прежнему дают высокие должности, например, сразу после «сведения» с престола делают «Великим князем Тверским», но потихоньку спускают его на тормозах.

Если исходить из того, что Симеон Бекбулатович был не подставным, а всамделишным царем, то возникает вопрос: как Ивану Грозному удалось его отстранить? Опять-таки прибегнем к исторической аналогии: а сумел бы Тохтамыш так легко победить Мамая, если бы тот сподобился выиграть Куликовскую битву и подчинить Русь? Другой вопрос, что тогда Мамаю пришлось бы все больше опираться на «Русский улус», а не на Орду – с учетом того, что влияние в Орде он все больше терял: так, в 1361 г. была свергнута власть его родичей-киятов в Синей Орде (нынешний Западный и Центральный Казахстан), в 1375 г. узурпатор лишился Сарая, где воцарился (от имени подставного хана) эмир Каганбек, в следующем году потерял свою власть в Волжской Булгарин, на которую совершили поход московско-суздальские рати по ярлыку Каганбека (вошедший в историю русский поход на Булгар 1376 г.). В 1377 г., правда, Мамай разбил московское войско на р. Пьяне, упредив собиравшегося сделать то же самое нового законного хана Арабшаха (именно так – не Арабшах разбил московское войско, как принято считать, а сам Мамай), но уже в следующем году московские войска по ярлыку Арабшаха разгромили союзных Мамаю мордовских князей, а сам Арабшах разгромил Мамаева наместника в этих краях. Наконец, в начале 1380 г. и Сарай подчинился Тохтамышу – чингисид Арабшах, как мы уже говорили, отказался отханства в его пользу в обмен на наследственные права в своем улусе[777].

Так может быть, и теперь, два века спустя, на Руси и в Степи было так? В степях набирали силу противники потомков Мамая и противники традиций Чингисидов, сторонники «расчингисханивания» – мы уже видели, что восстания в Поволжье вполне могли быть их рук делом. А в русских землях потомок Мамая и реставратор Орды Иван Грозный с какого-то момента стал, возможно, и против своей воли, знаменем борьбы против окончательной «ордынизации» Руси? И, может быть, с середины 1570-х гг. в стране установилось двоевластие – были де-факто два царя, Иван Васильевич и Симеон Бекбулатович (не считая «расчингисханивающихся» кочевников Степи)? И именно это имел в виду А. Л. Дворкин, говоря, что в последние годы правления Грозного «контроль царя над страной… неуклонно слабел, а меры, употреблявшиеся для его поддержки, казалось, лишь усугубляли развал»?[778]И победить окончательно ни тот ни другой не могли? И разрешить их спор могла только новая, внешняя сила?

Сожжение Москвы Девлет-Гиреем стало «первым звонком»: не все в «Ордуси» благополучно даже и во внешнеполитических делах. Поскольку опричная политика после того, как мы видели, больших изменений не претерпела, то за первым звонком неминуемо рано или поздно должен был последовать второй. Он и прозвучал с другой стороны – с Запада.

Какуже говорилось, Генрих Валуа был королем Польши недолго. Не стала ему эта страна своей, не знал он ни польского, ни даже международного в то время языка – латыни, вообще был весьма необразованным человеком. На заседаниях сейма сидел с отсутствующим видом – просто не понимал, о чем идет речь[779]. Уже 18 июня 1574 г. он, узнав о смерти своего брата Карла IX, бежал из Кракова во Францию, чтобы занять французский престол под именем Генриха III (1574–1589, последний король из династии Валуа). Польский престол снова стал вакантным, и опять спустя два года после пресечения династии Ягеллонов началась подготовка к выборам короля.

Иван Грозный не прервал в связи с этим обстоятельством свою кампанию против Польши, поскольку рассчитывал оказать давление теперь уже не из-за избрания неугодного монарха, но в связи с предстоящими выборами нового короля. Так, в 1576 г. русские захвалили Лоде и Гапсаль (ныне Хаапсалу в Эстонии)[780]. Падис (ныне Палдиски) сдался после месячной осады.