Но в этот момент и Сильвен слегка хлопнул ее по плечу, призывая к молчанию. Сам он, как и все окружающие, напряженно вслушивался в голос, доносившийся из приемника:

— На данный момент затоплены лишь подвалы отдельных домов, но из соображений безопасности движение общественного транспорта остановлено на неопределенный срок.

— Вам тут что, концерт по заявкам? — снова возмутился бомж.

— Да заткните его кто-нибудь, ради бога!

— В связи с недавними терактами парижская мэрия направляет на улицы города дополнительные полицейские подразделения для предотвращения возможных беспорядков…

— Значит, их прислали нам помочь? — не удержавшись, фыркнула Тринитэ, глядя на отряды CRS, оцепляющие квартал.

Один из полицейских отделился от общей массы и направился к скверу.

— Дамы и господа, прошу прощения, но вам лучше уйти отсюда, — сказал он почти застенчиво.

Однако, заметив приемник, невольно остановился и прислушался вместе со всеми.

— Есть какие-то новости? — негромко спросил он с надеждой в голосе, одновременно оглядываясь на своего начальника, чтобы убедиться, что тот его не слышит. — Нам ничего толком не сказали. Велели только заблокировать все набережные…

— Если полиция знает не больше нас, это хоть как-то утешает, — прошептала Тринитэ на ухо Сильвену.

Профессор ничего не ответил; он полностью сосредоточился на приемнике, узнал доносящийся из динамика голос. Собеседником ведущего программы новостей был Протей Маркомир.

«— Итак, месье Маркомир, вы позвонили нам в студию и заявили, что у вас есть объяснения тем необычным явлениям, которые происходят в столице уже несколько часов…

— Совергиенно верно. Дело в том, что катаклизм, разразившийся сегодня утром, — лишь начало катастрофы гораздо более серьезной. Те, кто прочитал мою книгу, прекрасно знают, что будет дальше…

— Месье Маркомир, так зачем же вы нас всех созвали?

— Я собираюсь вам помочь.

— Помочь нам?

— Я оказался единственным, у кого хватило мужества объявить об этой катастрофе, подробно ее описать. Кем меня только не называли — и сумасшедшим, и дешевым фантастом, и гуру для идиотов… столько оскорблений было вылито на меня и на приверженцев моей Церкви… они продолжают звучать даже сейчас — в качестве, так сказать, „моральной поддержки”…

— Но что вы хотели сказать нашим слушателям, месье Маркомир?

— Чтобы они не тревожились и не теряли надежды. Политики бросят нас на произвол судьбы, страна погрузится в хаос и анархию. На протяжении многих дней будут происходить мятежи, грабежи, убийства… И никто не сможет этому противостоять. Вы слышите — власти не смогут ничего предпринять, чтобы это остановить. Они будут лишь бессильно наблюдать за тем, как нация истребляет саму себя!

— Но… вы что-то говорили о надежде?

— Да, конечно, потому что я здесь!

— Вы?

— Я обращаюсь ко всем парижанам, ко всем французам, которые сейчас меня слушают. Когда вас оставят все — правительство, полиция, силы порядка, когда все, что составляет основу государства, обратится в прах… словом, когда воцарится всеобщее смятение, Протейнианская церковь останется с вами!

— Однако же…

— Обретите надежду! Присоединяйтесь к нам! Мы единственные, кто осмелился вас предупредить, мы единственные, кто в силах побороть…»

Продолжение этого параноидального бреда утонуло в треске и шипении — вещание неожиданно прервалось.

— Чо за хрень? — пробормотал бомж, крутя ручку настройки.

Но ничего по-прежнему не было слышно.

— Дай сюда! — потребовал рабочий и, схватив приемник, несколько раз энергично встряхнул его, словно бутылку с кетчупом.

Результат оказался нулевой.

Тринитэ продвинулась вперед. Кажется, она поняла. Еще с тех пор, как она развлекалась, мастеря небольшие радиопередатчики, ей был знаком такой тип шумов.

— Батарейки тут ни при чем, — сказала она озабоченно. — Похоже, кто-то нарочно глушит радиостанцию…

— Но кто? — спросила толпа хором.

Вместо ответа с неба раздался грохот, заставив птиц разлететься во все стороны, как перед грозой.

— Мам, что это? — произнесла тонким голосом маленькая девочка, сидевшая на скамейке рядом с бомжом.

В тот же миг небо потемнело.

— Мам, смотри какая туча! — воскликнула та же девочка.

— Это не туча, детка, — сказала мать, крепко прижимая дочь к себе.

«Да, кажется, Париж еще не видел ничего подобного», — подумал Сильвен, поднимая глаза к небу.

Застыв от изумления, люди смотрели на серую громаду, проплывавшую над их головами.

— Дирижабль! — выдохнула Тринитэ, никогда даже не мечтавшая увидеть наяву такую диковину.

Словно прочитав ее мысли, Сильвен произнес:

— Он всего метрах в двадцати от земли.

Действительно, дирижабль проплывал так низко, что все без труда могли прочитать на нем надпись белыми буквами: «Мэрия Парижа».

Еще удивительнее были вертолеты. Словно стая пчел, составляющих почетный эскорт громадного шмеля, они летели впереди цеппелина, указывая ему путь, а он медленно и вальяжно двигался следом. Кружащиеся лопасти вертолетов заставляли дрожать кроны деревьев и вздымали песчаные мини-смерчи на дорожках сквера.

Ослепленные тучами песка и пыли, Сильвен с Тринитэ зажмурились. И вдруг с неба раздался скрежещущий металлический голос:

— Дорогие сограждане, не поддавайтесь панике!

Звук шел прямо из чрева гигантского монстра, отчего все собравшиеся вздрогнули.

— Это мэр! — прокричала Тринитэ на ухо Сильвену.

Но она не смогла ничего добавить: голос из громкоговорителя звучал так мощно, что заглушал все остальные звуки.

— При поддержке президента Республики, Министерства внутренних дел и Министерства обороны парижская мэрия делает все, что в ее силах, чтобы наш прекрасный город как можно быстрее обрел покой и вернулся к привычной жизни.

И… тишина.

— Это все? — презрительно фыркнула какая-то пожилая дама, отнимая ладони от ушей.

Дирижабль поплыл дальше. Через некоторое время короткое выступление мэра слово в слово повторилось над соседним кварталом.

Чертыхнувшись, пожилая дама тяжело опустилась на скамейку рядом с бомжом.

— Ну и чего нервничать? — проговорил тот философски. — Лишний выходной денек — радоваться надо…

Собравшиеся буквально испепелили его взглядом, как будто он произнес богохульство. Потом каждый повернул голову на запад, где в очередной раз повторялась речь мэра из дирижабля.