резко остановился и повернулся к юноше. Рамзес застыл в низкой боевой стойке, держа перед собой кинжал. Куда с ножом против огромных клыков! Одним ударом лев оторвет голову или вспорет живот. Зверь был неимоверно большим. Действительно, пустынные львы показались бы рядом с ним жалкими кошками. Лев присел, готовясь к прыжку. Рамзес застыл в ожидании последней схватки. Но на лице его не отразился страх. Он был готов встретить смерть достойно. Он – сын божественного правителя.

Что делать? Элиль схватил с земли камень и швырнул в зверя. Снаряд ударил льва в заднюю лапу, прямо в сустав. Зверь зло рыкнул и обернулся.

– Иди на меня! – что есть силы, заорал Элиль.

Желтые глаза коварно сузились, и зверь развернулся. Кровь стекала по морде. Белые острые клыки прорезались из-под тонких черных губ. На Элиля глядела смерть, безжалостная и неотвратимая. Юношу обдала холодная волна ужаса. Расстояние два прыжка – и от него полетят клочья. Все!

– На меня! – заорал Рамзес и двинулся на зверя.

Лев растерялся, не зная кого разорвать первого. Заминка его сгубила. Подоспели колесницы. Две стрелы вошли глубоко в левый бок. Третья, тяжелая, боевая, та, которой пробивают щиты, посланная сильным лучником, впилась в глаз. Лев огласил долину жутким предсмертным рыком, хотел сделать шаг вперед, зашатался и тяжело повалился в траву.

– Ты смелый! – Элиля вывел из оцепенения Рамзес, звонко хлопнув ему по взмокшей спине.

– Я чуть не обмочился от страха, – признался Элиль.

– Я – тоже, – усмехнулся Рамзес, осматривая содранные локти. – Никогда так близко не чувствовал ледяное дыхание Анубиса. Он стоял у меня за спиной и готов был принять мое Ка.

А местные охотники уже приплясывали вокруг рыжего поверженного врага, завывая победную песню.

– Я еще не встречал таких храбрецов, – воскликнул старший охотник, подбежав к юношам. – Обязательно воскурю благовонии в вашу честь перед алтарем Сехмет.

– Постой. Ты говорил, что львиц шесть, – встрепенулся Рамзес, – но мы убили только вожака и пятерых кошек.

– Верно, – согласился охотник. – Пока мы их били, шестая попыталась с львятами уйти.

– Ушла?

– Нет. На них напало стадо гиен, – поморщился охотник. – Пастухи отогнали вонючих тварей, но все же гиены шкуры попортили.

Подсчитали потери. Одному стрелку лев глубоко оцарапал бедро. Заживет. Рана не страшная. У двоих синяки и ссадины после падения. Рамзес локти содрал, да Элиль колено расшиб. Слава Амуну, все лошади остались целыми.

Кочевники решили устроить праздник в честь избавления от хищников. А что за праздник без хорошего угощения? Завалили молодого быка. Тушу разделали и запекли в яме с углями. Все это сопровождалось песнями, похожими на завывания волков. Пока женщины готовили блюда, украшая куски аппетитного подгоревшего мяса зеленью и натирая специями, мужчины забавлялись охотничьими танцами, притоптывая и покрикивая. Воины Кемет с удовольствием смотрели столь экзотическое представление. Хлопали в ладоши, поддерживая танцоров. После устроили состязание в борьбе. Жилистые маджаи оказались ловкими: легко выскальзывали из крепких объятий воинов. Рамзес и Элиль приняли вызов от молодых пастухов. Но разве кто смог бы побороть воинов Амуна. Рамзес противника легко уложил на лопатки и придушил. Элилю попался уж очень верткий борец. Но он все же умудрился схватить смельчака за пояс, оторвал от земли и опрокинул, чуть не сломав пастуху шею.

– Живой?

Пастух морщился, потирая шею. Через силу улыбнулся. Такие вот мужские игры – можно и покалечить друг друга.

К закату сели ужинать, предварительно совершив жертво-приношение перед священной скалой с изображением Всевидящего Ока Гора. Пир проходил весело. К мясу подали хмельной напиток, приготовленный из каких-то диких плодов. Женщины и девушки сидели отдельной кучкой. Пока мужчины ели и пили, они развлекали их песнями. После девушки заманивали охмелевших воинов в заросли. Местные мужчины были не против. Если появятся крепкие дети – что в этом плохого?

Завернувшись с головой в плащи, Элиль и Рамзес улеглись прямо на каменистой земле. Ветер стих. Звезды неподвижно повисли в черном небе. Где-то в убогой соломенной хижине пастуха плакал ребенок, а мать убаюкивала его, напевая тягучую колыбельную. Потрескивали угли в затухающем костре.

Рамзес ворочался. Противное хихиканье гиен не давало уснуть. Доносился еще какой-то непонятный звук: то ли ребенок ревел, то ли шакал плакал. Рамзес не выдержал и поднялся. Выхватил из костра горящую ветку.

– Куда? Я с тобой, – нехотя поднялся Элиль.

– Надо прогнать этих тварей. Терпеть не могу гиен!

– А я как их ненавижу! – Элиль поежился, вспомнив подвал в Тире: узкая клеть, а вокруг клацали зубы.

Гиены собрались вокруг невысокого дерева с корявыми изогнутыми ветвями. Красные глаза сверкали в темноте жестоким холодным огнем. Элиль безжалостно послал стрелу в шевелящуюся кучу тварей. Визг. Еще стрела. Гиены убрались, огрызаясь и недовольно тявкая. Рамзес подошел к дереву и обнаружил на толстой ветке маленького львенка. Котенок каким-то чудом взобрался наверх. Это его сберегло от зубов гиен. Он был совсем крохотный, не больше обыкновенной кошки. Толстыми лапками надежно обхватил ветку, чтобы не свалиться. Львенок угрожающе разевал пасть, показывая остренькие клычки и отчаянно рычал.

Рамзес передал горящую ветку Элилю, сам накинул плащ на львенка и с большим трудом оторвал котенка от дерева.

– Тихо! Тихо! – Рамзес крепче прижал звереныша к груди, когда тот попытался вырваться, орудуя когтями и извиваясь всем телом. Откуда столько прыти взялось в ослабевшем маленьком львенке?

– Что ты будешь с ним делать? – спросил Элиль, когда звереныш притих, но продолжал слабо рычать под плащом.

– Не знаю, – пожал плечами Рамзес. – Мне стало его очень жалко. Остался один… Гиены ждут, когда он совсем ослабнет и свалится.

Элиль почему-то вновь вспомнил себя на Тире. Он был такой же жалкий и одинокий. Так же показывал зубы, за что его нещадно били. Рубцы от плети до сих пор уродовали тело розовыми полосками. Приходилось даже в невыносимую жару носить одежду.

Котенку дали молока. Львенок отказывался пить, может от страха, а может, еще не умел самостоятельно лакать. Пришлось обмакивать палец в молоко и засовывать ему в пасть. Кое-как накормили. Бедняга весь дрожал, но, видать, смирился с участью пленника, возможно, понял, что его не собираются съесть. Уснул под боком у Рамзеса. Так они вдвоем и проспал до рассвета.

Пастухи и охотники проводили воинов до самого корабля. Окрепший ветер погнал судно вверх по течению, а маджаи все махали руками с берега и пели благодарственные молитвы. Рамзес выпустил львенка на палубу. Тот сразу же забился в угол, зло поглядывал на всех большими глазами. Всякий раз, когда кто-нибудь проходил мимо, собирался в комочек, пыжился и рычал.

Коренастый кормчий, тот, что