«Ужас, — думаю я. — Просто ужас».

— Но я принесла луч надежды, — продолжает она. — Дело в том… Я пришла предложить тебе поехать с нами.

Через десять минут мы уже у загона, и она, седлая животное устрашающего вида, активно убеждает меня присоединиться к охотникам и не слушает никаких отговорок.

— Но, Флоренс, — протестую я, — я не умею ездить верхом.

— А вчера говорила, что умеешь.

«Нет, — хочу я закричать, — ты меня вообще не слушаешь! Ты спросила меня, умею ли я ездить верхом, потому что я была в брюках для верховой езды, и ты сразу пришла к заключению, что я без пяти минут чемпионка!»

Верно. Нужно пресечь это в корне. Хватит мне страшных переживаний за сегодняшний день.

— Флоренс, я должна тебе признаться. В последний раз я подходила близко к копытному животному на ослиных скачках, когда папа возил меня на пляж в Уэксфорд. Вот и все. Извини, что разочаровываю тебя, но, по-моему, лучше честно признаться.

— А теперь послушай меня. Я пытаюсь оказать тебе услугу. Я практически выросла рядом с Тимми, и позволь мне дать тебе один совет. Худшее, что ты можешь сделать, — это провести утро в слезах в своей комнате, запершись ото всех. Есть нечто, что Синген-Андервуды действительно любят, — гостей, которые разделяют их увлечения. Забудь о своих неудачах и докажи, что ты одна из нас.

— Но, Флоренс…

— Именно поэтому я предлагаю тебе Джинни. Мы зовем ее Ласковая Джинни. Она любимица миссис Синген-Андервуд, а ездить на ней верхом — одно удовольствие. Нужно лишь залезть на нее, и она сама сделает все, что полагается.

— А если она понесет? — спрашиваю я, и в моем воображении мелькает жуткое видение, как я вцепляюсь в гриву Ласковой Джинни, проносясь над кустами утесника, и наконец падаю в грязную, гадкую, вонючую лужу с любимой лошади миссис Синген-Андервуд.

— Джинни? Понесет? — Флоренс разражается смехом. — Ей четырнадцать лет, и она никогда не передвигалась быстрее, чем в легком галопе. Просто попробуй. Ты всегда сможешь слезть, если испугаешься.

Она права. Мне следует по крайней мере попытаться стать правильной гостьей, а правильные гости и подходящие невесты для сына разделяют увлечения хозяев, как подсказывает Флоренс. И Тим знает, что я не умею ездить верхом, так что он тем более оценит усилия, которые я прилагаю, садясь верхом на лошадь, верно ведь? Флоренс помогает мне взгромоздиться на Джинни, бросает шапочку для верховой езды и подводит мою лошадь к парадному входу, где остальные гости выпивали по бокалу вина на дорожку.

«Все идет хорошо, — думаю я, — и совсем не страшно. Может быть, очень может быть, я справлюсь…»

Как только собравшиеся замечают меня, наступает чудовищное молчание. Это непередаваемое ощущение, которое можно описать только следующим образом: такое чувство, словно все двадцать пар круглых глаз Синген-Андервудов устремлены на меня. Тим немедленно скачет ко мне, багровый от ярости.

— Эмилия, это любимая скаковая лошадь моей матери. Джинни — это скаковая, а не охотничья лошадь, ты понимаешь разницу? Она на следующей неделе должна участвовать в скачках на ипподроме в Керрее и ни в коем случае не должна сегодня прыгать по полям. Немедленно отведи ее обратно в загон. Мы уже опаздываем.

— Но Флоренс сказала, что… — начинаю я и заливаюсь горючими слезами.

— Мне так жаль, миссис Синген-Андервуд, — слышу я голос Флоренс, обращающейся к крупной белокурой женщине, сидящей на лошади, которая выглядит так, словно готова взять кубок «Гранд Нэшнл». — Она настояла на своем. Я пыталась ее остановить, но она просто запрыгнула на Джинни, и все.

«Сука, — думаю я, пунцовая от злости, когда поворачиваю обратно к загону. — Мерзкая, злобная сука. И свинья вдобавок».

Клянусь, что слышала, как разом в раздражении зацокали языками двадцать Синген-Андервудов, когда мы с лошадью потрусили за угол.

И тут внезапно затрубили рога, и Джинни прянула ушами.

Для нее достаточно. Она видит остальных охотников, скачущих за собаками по подъездной дорожке, и, о ужас, сразу берет с места в карьер. Я вцепляюсь в нее изо всех сил и кричу благим матом, чтоб она остановилась, а перед нами внезапно вылетают собаки, Джинни встает на дыбы, и я падаю с нее.

По-моему, я в порядке. Я ошарашена и оцарапана, но, кажется, ничего не сломала. Тим, Флоренс и предположительная мать Тима скачут к нам, но, к моему удивлению, толпятся вокруг Джинни, которая теперь безмятежно щиплет траву у обочины и совершенно меня игнорируют.

— Хромает, — говорит Флоренс, мрачно покачав головой. — Ох, милая, должно быть, это серьезно.

— Нет, я вроде в порядке, — говорю я, сама поднимаясь с гравия и отряхиваясь. Все трое так яростно глядят на меня, что мне на мгновение чуть не захотелось сломать ключицу, повредить ногу или уж, по крайней мере, так треснуться о землю, чтобы потерять сознание.

— Да не ты, — резко отвечает Флоренс. — Джинни.

— Вызови ветеринара, — рявкает мать наТима. — И убери эту мерзкую девку прочь из моего дома.

— Ты довольна? — спешиваясь, злобно спрашивает у меня Тим. — Джинни серьезно пострадала, она может даже захромать. Теперь никаких скачек на много месяцев, а может, вообще никогда.

— Тим, я так сожалею, я не нарочно, это был несчастный случай…

— По-моему, лучшее, что ты можешь сделать, — это уехать. Немедленно. Ты должна понимать, что твое присутствие в нашем доме более нежелательно.

В таких случаях вы сразу узнаете, кто ваши настоящие друзья. Я позвонила домой, и Кэролайн прибыла мне на выручку. Она одолжила автомобиль у своей матери, бросила все свои дела, и они с Джейми совершили трехчасовое путешествие по ухабам, чтобы забрать меня.

Кажется, я прорыдала всю дорогу домой.

Так рассуждаю я, пока еду в ДУК на следующее занятие.

Может быть, я попросту впустую трачу время?

Я вхожу в аудиторию, и девочки устраивают мне овацию в благодарность за гостеприимство на прошлой неделе. Я улыбаюсь, машу всем рукой и занимаю свободное место в заднем ряду, неподалеку от Сары, симпатичной светловолосой стюардессы, к которой на званом ужине цеплялся тот противный парень.

Ира ведет занятие как обычно, обходя каждую и опрашивая деловым тоном: удалось ли встретиться с кем-нибудь интересным у меня в гостях? Со сколькими новыми холостяками смогла поговорить? Давали ли они свой телефон, а если нет, то почему?

На этот раз первой ученицей в классе становится Мэгз.

Она, сияя, рассказывает нам о своем многообещающем романе (ее слово, а не мое; я, кажется, употребила это слово на букву «р» всего пару раз за всю жизнь) с Дамьеном Дилени. Все сработало. Как она задавала ему множество вопросов (что, в общем, и положено делать: заставить мужчину говорить о себе, и он будет беседовать с вами весь вечер — так утверждает теория), как она выпила два бокала вина, чтобы расслабиться и не производить впечатления скованности, и наконец (момент замешательства), когда она обнаружила, что оба они живут в одном районе, она спросила его, не откажется ли он подвезти ее домой.