И именно в этот момент учитель сделал маленькое, ничего не значащее движение. Он поправил обшлаг рубашки, наверное, потому, что не привык носить запонки. И от этого движения рукав поднялся и стала видна часть запястья.

Фогель заметил деталь, которую поначалу затруднился истолковать. Тайный знак, известный только ему и Анне Лу, только они двое могли о нем знать, потому что девочка написала о нем в дневнике, а Фогель этот дневник прочел.

Но что же делал этот кружок на руке учителя Мартини?

Маленькое «о», Оливер, нарисованное шариковой ручкой.

Она хотела остаться дома украшать елку.

Но по понедельникам в пять пятнадцать был урок катехизиса для детей, и в ее обязанность входило сопровождать туда группу самых маленьких. Ее братья уже подросли и больше эти занятия не посещали, а потому могли весь вечер развешивать по веткам цветные шары и серебряный серпантин. Анне Лу особенно в этом году хотелось украшать елку, потому что в ней зародилось подозрение, что эта елка будет последней. Мать уже давно начала вести странные разговоры по этому поводу. Она говорила, что у Иисуса не было рождественской елки.

Когда она принималась так рассуждать, это означало, что в их жизни грядут перемены.

Например, был установлен день строгого поста, когда вся семья ничего не ела, только пила воду. Или, к примеру, день молчания, «пост словесный», как называла его Мария Кастнер. Она постоянно придумывала новые правила или настаивала на том, что то или иное надо делать совсем не так, как раньше. А потом увлеченно рассказывала о своих нововведениях на собрании и убеждала других родителей, и те с ней соглашались. Анне Лу нравилось братство, но она не понимала, почему было нельзя вести себя таким-то и таким-то образом. Например, она не видела ничего плохого в том, чтобы надеть в церковь что-нибудь красное, или в том, чтобы пить кока-колу. Вроде бы ничего подобного в Писании она не читала. Однако, похоже, для всех остальных было действительно важно вести себя в строго определенной манере, словно Господь их постоянно судил и молча решал в мелочах, достойны ли они называться Его детьми.

Анна Лу была уверена, что история с рождественской елкой кончится точно так же. По счастью, вмешался отец и сказал, что «дети пока нуждаются в определенных вещах». Но он обычно был податлив и в конце концов на все соглашался. Но в этом году позиций не сдал, и Анна Лу была счастлива, что хотя бы одна традиция ее детства сохранится еще на целый год и не изменится.

– Поторопись, моя хорошая, ты опоздаешь, – крикнула ей Мария снизу от лестницы.

Анна Лу стала быстро одеваться, потому что маме не нравилось, когда Иисуса заставляли ждать. Она уже надела серый спортивный костюм и кеды, оставалось только надеть белый пуховик и закинуть за плечи рюкзачок. Туда она сложила книги по катехизису, Библию и свой секретный дневник. Девочка подумала, что уже давно ничего туда не записывала. С тех пор как она заметила, что мать тайком обшаривает ее одежду, она решила вести два дневника. И вовсе не потому, что в одном из них она врала. Она всегда писала правду, просто избегала хранить внутри себя то, что чувствовала. Чувства – это то, что можно рассказать лишь самой себе. И потом, она хотела поберечь Марию, которая всегда так заботилась о детях. Ей не хотелось, чтобы мать подумала, будто она грустит, и еще меньше, чтобы решила, что она слишком счастлива. В их доме даже счастье строго дозировалось. Если его было в избытке, то вполне возможно, что к этому приложил лапу дьявол.

– А иначе почему Сатана все время улыбается? – говорила Мария.

И вправду, на иконах ни Мария, ни Иисус, ни святые никогда не улыбались.

– Анна Лу!

– Иду!

Она нацепила наушники МР3-плеера, которые подарила на день рождения бабушка, и сбежала вниз по лестнице.

Мария поджидала ее внизу возле лестницы, опершись одной рукой о перила, а другую уставив в бок, отчего стала похожа на чайник.

– Что за музыку ты слушаешь, милая?

Анна Лу ждала этого вопроса и сняла наушники:

– Одну детскую песенку. Я ее нашла и хотела выучить с малышами из группы. Там говорится про девочек и котят.

– Что-то мне не кажется, что она соответствует Евангелию, – заявила Мария.

Анна Лу улыбнулась:

– Я хочу, чтобы они заучивали псалмы наизусть, но для тренировки надо начать с чего-нибудь полегче.

Мать посмотрела на нее с сомнением, потому что ответить ей было нечего. Вместо ответа она тряхнула рукой, и на запястье звякнули разноцветные бусинки браслета, который Анна Лу сделала ей в подарок. Это был жест любви, и означал он, что они связаны друг с другом.

– На улице холодно, оденься потеплее.

Анна Лу чмокнула ее в щеку и вышла из дому.

Закрыв за собой дверь, она поежилась. Мать была права: на улице действительно похолодало. Как знать, может, на Рождество пойдет снег. Это было бы здорово. Она подняла капюшон пуховика и прошла по аллейке до улицы, а потом направилась к церкви. Ей хотелось исповедаться. Поссорившись с Присциллой из-за Маттиа, она все еще чувствовала себя немного виноватой. Даже номер Присциллы удалила из своего телефона. А теперь подумала, что надо бы с ней помириться, но все не могла простить ей, что она так обошлась с несчастным мальчишкой. Что он сделал плохого? Она понимала, что он, должно быть, в нее влюблен, не поощряла его, но и не отталкивала. Присцилла этого не понимала, для нее у всех мальчишек было одно на уме. Ей хотелось рассказать об Оливере, о том, что почувствовала, едва с ним познакомившись, но не была уверена, что Присцилла ее поймет. Скорее всего, посмеется над этим детским чувством. Но Анне Лу именно такое чувство и было нужно. Оно помогало грезить с открытыми глазами. Для этого она и вывела у себя на запястье первую букву его имени. Ей не хотелось потерять то, что принадлежало только ей одной.

Завернув за угол в конце квартала, она замедлила шаг.

В нескольких шагах от нее к бровке тротуара был припаркован автомобиль. Поначалу она никак не могла понять, что за сцена разворачивается перед ней. Почему у этого синьора в руках маленькая клетка для животных? И что он ищет вокруг? Человек обернулся, и ей показалось, что она его знает. Она видела его в школе, он учитель. И преподает он не в ее классе. Его зовут… да, Мартини, он учитель литературы.

– Привет! – Он тоже ее увидел и помахал рукой. – Ты, случайно, не видела здесь кота?

– А что за кот? – спросила Анна Лу, держась в сторонке.

– Да такой толстый, вот такой. – Он показал руками размеры кота. – Пятнистый, коричневый с рыжим.

– Видела. Он уже несколько дней бродит тут возле домов.

Она его несколько раз кормила и даже надела ему на шею один из своих браслетов. Ей не хотелось давать ему кличку: она боялась, что со дня на день объявится его настоящий хозяин и заберет его. Кот был слишком ухоженный для простого побродяжки.