Едва Марго справилась с этим первым тестом и расслабилась, как оказалась прямо в компьютере — в какой-то игрушке вроде «Кваки» и в руки ей всучили оружие — огромный «Глок». И Марго побежала. Довольно быстро она забыла, что это игрушка, и начала покрываться потом и запыхалась. Два уровня было пройти легко, несмотря на непривычную экипировку, а на третьем уровне припадок паранойи снова вернулся, и Марго вернулась в сознание — вздумала, что пока она играет, из нее каким-то образом и выкачивают посылку. Может, посылка не вещественная, а информационная, а игра — дешифровщик. И ей кажется, что она играет, а на самом деле… Тут ее и грохнули. И по экрану потекла ее кровь. Марго вскрикнула. «Опять убили! « — досадливо подумала она и вспомнила сон, приснившийся у Жака, в котором она бежала с сумочкой на съемках фильма.

— Следующее задание, мадмуазель, — сообщил голос мсье с пробором, и перед глазами Коши появились различные схемы, в которых одно место было пропущено, и его надо было дополнить фигурой.

Сначала ряды фигур были простые.

Допустим так: первая фигура — треугольник, вторая — квадрат, а третья — пересечение треугольника и квадрата; второй ряд: окружность, треугольник и их пересечение. В третьем ряду последняя фигура отсутствовала. Ну ежу понятно, что там должно быть пересечение предыдущих двух. Потом фигуры пошли сложнее, и Марго некогда стало их пересчитывать, она выбирала ту фигуру, которая казалась ей наиболее правильной с точки зрения ритма и композиции.

Надпись: «La fin».

— Последний тест, — сообщил голос.

Задание состояло в том, что несколько фигур различного цвета, формы и фактуры следовало составить в гармоничную композицию. Минут десять возни. Марго справилась с заданием так, как ей показалось правильным, но все-таки ощущение ошибки не покидало ее. Так ее не покидало ощущение ошибки, когда она попыталась поступить во ВГИК. Почему-то прямо с первых штрихов на экзамене по рисунку она поняла, что совсем не важно, как она нарисует. Ошибка была где-то за пределами аудитории.

Оператор снял с нее шлем.

— Все! Мерси! — сказал мсье с пробором и потянулся.

— Я могу идти?

— Да.

— А где Андрэ Бретон? — спросила она, замороженно оглядываясь и чувствуя себя непоместившейся в выделенную ей ячейку.

— Там, — сказал парень с пробором, и Марго вышла в указанном направлении. А точнее в ту дверь, через которую Бретоном привел ее в этот загадочный кабинет.

Андрэ сразу же поднялся навстречу, отложив в сторону буклеты.

Они вышли в коридор и двинулись в полной тишине к лифту. Будто Андрэ было все равно, как она справилась. Но в принципе, Марго не очень хотелось обсуждать тему. Ей казалось, что ее не возьмут.

— Ну? Все хорошо? — спросил Андрэ, входя в кабину.

— А… — Марго махнула рукой. — Не знаю.

— Ты недовольна собой?

— Правда, не знаю, — пожала плечами Марго. — Было забавно, но… сейчас я вдруг подумала, что надо было… Нет. Не знаю. Надо как-то проверить.

— Можем поехать ко мне, — предложил Андрэ. — У меня где-то валялся диск с этими тестами и ответами. Можешь проверить, если тебя это так парит.

— Правда? Ой, как это кстати! — воскликнула она обрадованно. — Чтоб уж не мучится, правда?

Катька съежившись лежала под одеялом, и стучала зубами. Она никак не могла забыть случившийся с нею ночью ужас. Умом она понимала, что видение, возникшее над могилкой есть всего лишь галлюцинация, но это не умаляло ужаса, оживающего под ложечкой мерзким холодным слизняком. Стрельцова тихо постанывала и с наслаждением мазохиста вспоминала, как рухнула на слабеющих коленях на землю с той самой плиты, куда ее водрузил Обор, как он орал над ней ругательства и, тряся за шиворот, пытался заставить выкрикивать нужные имена. Как выпуклое слово Бафомет впухало на губах Оборотня пенистым Пузырем, но челюсти Стрльцовой свело, и она не могла его повторить. Как внутри Стрльцовой вспух тошнотный маслянный шар, и она блеванула прямо на синий круг огня. И чудо! Нечисть жуткая и ужасающая вспухла над плитой из Катькиной блевотины (надо же! и кресты ей ни по чем, и мадонны витражные!).

Катька рванула прочь с поганого места.

А за ней никто и не гнался. Парни того и ждали, чтобы увидеть Тварь. Они обнажились и, как показалось Катьке, занялись каким-то непристойством.

Почти у самой калитки Катька оглянулась и, увидав гигантски вымахавшую городом образину, чуть не сдохла. К тому же тошнота, повторилась и вывернула Стрельцову наизнанку на другой надгробный камень. Утираясь, Катька в отчаянии упала на калитку, и чудо — та оказалась открытой. Стрельцова выскочила с кладбища вон и, краем глаза заметив незнакомую темную фигуру на фоне мистического сияния Луны, припустила с новой силой.

Ноги несли ее со скоростью курьерского поезда.

Где-то в спящих кварталах завыла полицейская сирена. На одном из перекрестков Катьку опять скрючило и, чувствуя дрожь в выгоревших жилах, она прояснилась умом — первый луч света пробился над крышами на востоке.

И хорошо, потому что иначе она бы забрела неизвестно куда.

«Предательница, — подумала про себя Стрельцова равнодушно и повернула голову к окну. Тошнота, одолевавшая всю ночь, покинула желудок и поместилась куда-то в область затылка.

Внезапно в дверь постучали.

— Открыто… — вяло протянула Катька, созерцая плывущее за окном белое облако. Сколько времени? Часа три, наверное, уже. Или пять… Наверное пять. Облачко уже золотится. С утра все отливает в голубизну, после обеда в золото.

Вошел Эдик.

— Заболела? — спросил басист, осторожно присаживаясь на Катькину кровать. И даже сквозь одеяло Стрельцова почувствовала тепло окутывающее гостя. Что странно — она злилась на него, будто его вина была в том, что она поперлась вчера с лабухами. Злилась и жаждала этого теплого облака. Пусть бы оно влилось в нее — это золотистое тепло. В ее помертвевшие, сведенные ознобом жилы.

Эдик приподнял ее вялое запястье и мельком ощутил лягушачий пульс. По руке Катька тотчас пробежала теплая волна.

— Э-э-э… Загуляла вчера?

— Ой загуляла, Эдя! Ой, загуляла! — покаялась Катька.

— Пили-курили?! — Эдик ласково заглянул в глаза.

— «Глазки», — механическим голосом ответствовала Стрельцова.

— Глазки?

— Ужасные! Ужасные! — Катька привстала на локте. Но руку не убрала, оставила в Эдиковой — приятно было хотя бы только рукой спрятаться в теплой колыбельке ладони.

— Ужасные?

— Изо всех окон, трещин, стен, с неба, из фар машин, из кустов, из рук, лбов прохожих на тебя начинают пялиться глаза! И ты прямо кожей чувствуешь, как они пялятся. А потом из асфальта — змеи… Брр! Как в японском мультике.