— Что вы забыли?

— Я забыл про людей.

— Мне нечего вам ответить. Своё мнение я высказал.

— Председатель, с вашим согласием или без него, я вернусь и Пхеньян и буду настаивать на немедленном проведении реформ, любыми средствами, я добьюсь того, что генерал пойдёт на попятную, ведь для этого вы меня вернули, и я…

— Послушайте, Туен, — остановил его Фань Куань. — Вы вернётесь в Пхеньян завтра вечером и будете курировать наши экономические проекты. Само их внедрение займёт время, как, скажем, перестройка системы государственного здравоохранения или реформа сельского хозяйства… Вы не предпримете ничего, вы будете только наблюдать.

— Нет, председатель, я не буду…

— Будете, — повторил Фань Куань. — И вы не произнесёте ни единого слова, не издадите ни звука без согласования со мной. Я подчёркиваю, лично со мной, не с министром Ваном или с кем-то ещё из правительства, только со мной. Если я узнаю, что вы проявляете инициативу, то остаток жизни вы проведёте вместе с семьёй под домашним арестом, любуясь водохранилищем Миюнь и дописывая мемуары в стол. Вы поняли меня?

Нам Туен медленно кивнул.

— Очень хорошо, — сказал Фань Куань. — Перед отлётом вам передадут от меня подарок для генерала Кима. Вы вручите его лично.

— Да. Спасибо. Да.

— Всего доброго, — попрощался Фань Куань, вставая для рукопожатия. — Мои наилучшие пожелания супруге и детям и поздравления с возращением на родину.

— Я передам, спасибо.

— До свидания.

Нам Туен вышел из кабинета, и тяжёлые двери закрылись за ним. Он вышел из здания и сел в машину.

— Едем в Миюнь? — спросил водитель.

— Нет, — растерянно ответил Нам Туен. — Нет, едем домой, как обычно.

Они тронулись. Нам Туен открыл окно.

— Как председатель? — спросил Тао, сидевший рядом.

— Он устал.

— Утром он принимал русского премьера, — объяснил Тао, — а потом был Госсовет по Тибету.

— Там что-то случилось?

— Взяли заложников в школе в Нагчу.

— Не читал об этом.

— Такова наша работа, — покачал головой Тао. — Завтра председатель встретится с далай-ламой по этому поводу.

Дома было стерильно и тихо. Нам Туен разогрел принесённый охранником из ресторана ужин и съел без аппетита. Ему пришло сообщение из секретариата Министерства иностранных дел, приглашающее его завтра к 11:00 в кабинет министра Ван Шэнли, а после — в департамент по связям с Кореей. Во второй половине дня, согласно распоряжению председателя, его уже будет ждать самолёт, и ему придётся вернуться в серый, полный разочарований Пхеньян.

А ещё ему написала жена, спрашивая, собирается ли он к ним на ужин. Но Нам Туен не мог отправиться к семье после такого разговора. Теперь же, судя по плотному графику, он не успеет увидеться с ними до вылета. «Ещё будет время, — пообещал он себе, — когда я отдам вам всего себя, я обещаю. Такое время настанет, но не сегодня и не завтра. К сожалению, не сегодня и не завтра».

В почте висела подборка новостных сообщений о его визите в Пхеньян, и Нам Туен бегло просмотрел их. В западной прессе его называли не иначе как «правозащитником» и «диссидентом», появление которого в Пхеньяне во время масштабных переговоров с участием высшего руководства КНДР, представителей корпораций и первых заместителей министров со стороны КНР называли знаком «давно назревшей оттепели». В «Шпигеле» статью озаглавили «Ледокол по имени Туен». Умереннее высказывались русские и китайские журналисты, не выводя его на первые позиции и большее внимание уделяя букве заключённых договоров. Но даже «Жэньминь жибао» не удержалась и написала: «роль Нам Туена в переговорах, скорее всего, носила чисто символический характер, однако само его появление там, появление человека, отбывшего десятилетнее наказание за попытку изменить строй в Северной Корее, означает начало крупных перемен».

Впрочем, «Таймс оф Индия» называла всё это «искусным спектаклем, умело срежессированным китайским правительством», а «возникновение на политической арене бывшего террориста Нам Туена» было, по её словам, не более, чем «напускающей туман клоунадой». Ту же линию поддержала и «Вашингтон Таймс», обвинившая Фань Куаня в «ловких манипуляциях общественным мнением» при отсутствии «реальных попыток повлиять на коммунистическое государство-изгой, каждой пограничной провокацией угрожающее начать Третью мировую». Присутствие Нам Туена не обмануло вашингтонцев, назвавших его «лишь марионеткой в руках председателя». Нам Туену показалось, в этом есть доля правды.

Фотографии с ним уже появились в Сети, и Нам Туен с неприязнью посмотрел на себя, пожимающего руку генералу Киму. Они позировали этим утром, ещё и дня не прошло, а казалось, это было сто лет назад. Нам Туен выглядел озадаченным и стеснённым, а его еле заметная улыбка — натянутой и фальшивой; генерал был похож на бронзовую статую, мертвеца из мавзолея.

Один из фотографов взял общий план: на фоне гигантской и уродливой Триумфальной арки фигура Нам Туена, в плохо сидящем костюме и с рвущимся наружу из-за ветра галстуком, казалась лишней. Наверное, она и была там лишней.

Нам Туен выключил компьютер, поставил будильник на 8:20 и лёг в кровать. Он долго лежал на спине, смотрел в тёмный потолок и слушал, как шумят машины за распахнутым окном квартиры. Через полтора часа он встал и вернулся за стол, открыл файл с досье на всё руководство КНДР и принялся читать их биографии, высказывания, аналитические записки разведки и прочее. Преимущественно это были члены семейства Ким, приватизировавшие государственную власть и считавшие страну своей собственностью.

Напоследок он оставил и без того до дыр зачитанное досье на генерала Ким Джэн Гака. Когда он дошёл до него, солнце уже встало за окном и протягивало лучи к его столу. Тогда Нам Туен вздохнул и пошёл спать — и два часа двадцать минут, оставшиеся до пробуждения, он провёл в забытьи без сновидений.

Сын Нам Туена, Нам Ен, вышел из здания общежития Пекинского университета. Они вместе с другом-японцем готовили проект по менеджменту НИОКР в космической отрасли и минимизации рисков и неплохо продвинулись за сегодня. Нам Ен прошёл по берегу озера Веиминг, помахал рукой друзьям, спешащим на языковые занятия, поклонился профессору-американцу, преподававшему у них теоретическую физику, и вышел с территории кампуса через восточные ворота. Там его дожидался чёрный «чери» с правительственными номерами.

Водитель отрыл дверь, и Нам Ен нырнул внутрь машины. Им предстояла долгая дорога в Миюнь, приставленный к нему отцом водитель и по совместительству охранник молчал, и Нам Ен достал из рюкзака наушники и включил произвольный плейлист. Заиграла песня из нового альбома Адель — плеер загрузил его буквально этим утром, даже не спросив у хозяина разрешения.

Нам Ену нравилась Адель и её печально-ироничный голос. Однажды в Сан-Франциско он даже побывал на её концерте. Благодаря мощному звуковому чипу наушника певица пообещала «припомнить всё, что ты мне обещал» прямо ему на ушко.