Анника тяжело вздохнула. Лотте было совершенно неинтересно все, что касалось редакционного задания, она не задала ни единого вопроса о контрабандистах или о статьях.

Анника снова повернулась к Карите.

– Парень говорит по-шведски, – сказала она, вспомнив отборные ругательства, которыми он сыпал во время задержания в Сан-Педро. – Но никто из надзирателей шведского языка не знает, поэтому ты должна будешь проводить нас внутрь. Конечно, у нас есть разрешение, но Никлас Линде предупредил, что могут возникнуть трудности.

Анника обернулась к Лотте.

– Нам не разрешат ничего взять с собой в комнату свиданий, – сказала она. – Никаких сумок и пакетов. Нам вывернут карманы в поисках мобильных телефонов, блокнотов, ручек и всего подобного. Попробуй засунуть мини-камеру под подкладку брюк. Тогда ты ее пронесешь, если, конечно, у них нет металлодетектора.

Лотта широко раскрыла глаза:

– Но это же неэтично!

– Испанская система исполнения наказаний не определяет, что мы будем публиковать. Это определяет Андерс Шюман. Мы поставляем материал, а он его размещает. Идемте?

Не ожидая ответа, она открыла дверь и вышла на улицу. Ее сразу как будто обдало горячим воздухом из фена. Ветер обдувал ноги и нес песок под юбку.

– Наверное, изначально это была не тюрьма, – предположила Карита, прикрыв ладонью глаза и рассматривая мощный фасад. Наверное, это было какое-то производственное здание, может быть, бойня. Теперь здесь вынуждены сидеть люди. Испания печально знаменита своими тюрьмами предварительного заключения. Люди могут провести там много лет в ожидании правосудия.

Она подкрасила губы и засеменила за угол к входу. Белокурые локоны ритмично покачивались на ее плечах. Анника забыла в номере темные очки и жмурилась на солнцепеке от невыносимо яркого света. До одиннадцати оставалось еще несколько минут, и им пришлось ждать у стены, пока не зажужжал электронный замок. Ворота открылись, и они, пройдя несколько метров, оказались на территории тюрьмы.

– Добрый день, сеньоры, – по-испански прощебетала Карита и сдвинула на лоб солнцезащитные очки.

Анника ладонью отерла пот с лица и последовала за ней. Холодный воздух из кондиционера обволок ее, словно влажный войлок, Анника вздрогнула и обхватила себя руками. Ворота закрылись за ними с металлическим лязгом. Лотта жалась к Аннике, идя за ее спиной.

Они вошли в тесную приемную. Высокий, покрытый фанерной плитой стол стоял прямо перед входом слева от металлодетектора. На входе стояли четыре охранника в форме с дубинками на кожаных ремнях и бесстрастно смотрели на вошедших. Свет в приемную проникал через маленькое окошко над дверью.

Карита вступила в оживленную дискуссию с одним из охранников, мужчиной в фуражке с козырьком и связкой ключей на поясе.

Анника слышала, как много раз повторяется имя Маноло Зарко Мартинес. Видимо, здесь его называли не Хокке, а Маноло. Карита достала из сумки свой паспорт. Мужчина в фуражке начал энергично жестикулировать обеими руками и повысил голос. Карита прошла через металлодетектор.

– У них разрешение на двух человек, – сказала она. – Не на трех, а на двух.

Анника вытащила из сумки паспорт и посмотрела на Лотту.

– Я не думала, что возникнут такие трудности, – сказала Лотта. – Естественно, я не буду тесниться здесь и подожду вас на улице.

Поколебавшись, Анника согласилась. Лотте все равно не позволили бы пронести камеру через металлодетектор, да если бы даже это и получилось, ей не удалось бы сфотографировать заключенного. Арестант не дал согласия на съемку, поэтому в лучшем случае можно было бы снять размытый силуэт, если в камере было окно, или сфотографировать Мартинеса со спины.

– Хорошо, – тихо сказала Анника. – Сделай пока несколько снимков здания тюрьмы, выбери удачные ракурсы, читателям это нравится. Можешь придумать какое-нибудь название типа «Здесь сидит заключенный швед» или что-нибудь в этом роде…

Лотта развела руки в стороны.

– Ну, знаешь, вообще-то фотограф – это я, – сказала она. – Для того чтобы получить хороший снимок, важны многие факторы.

– Понятно, – смиренно согласилась Анника, – это естественно.

– Нас уже записали, – сказала Карита и поставила на стол свою леопардовую сумку.

Анника шагнула к столу, поставила на него свою сумку, написала в бланке свою фамилию и подписала какую-то бумагу.

– Мне нужна ручка и блокнот, – сказала Анника.

Карита покачала головой.

– С собой нельзя брать ничего, – сказала она.

– Нельзя оставить залог? В Швеции так делают.

– Добро пожаловать в Испанию, – сказала Карита и шагнула под арку металлодетектора.

Ремень Анники засвистел, и ей пришлось снять его и положить на стол рядом с сумкой.

– Как ты думаешь, они будут рыться в наших вещах? – тихо спросила Анника и покосилась на сумки, когда они, пройдя контроль, направились в тюремный отсек.

– Даю гарантию, что будут, – ответила Карита и улыбнулась охраннику в фуражке.

Они прошли сквозь узкую дверь. За дверью начинался длинный коридор, еще более темный, чем приемная. В конце этого туннеля висел лишь один люминесцентный светильник. По обе стороны коридора виднелись железные двери, выкрашенные в коричневый цвет, как и пол. Кондиционер стучал и пыхтел от натуги. Человек в фуражке протянул руку в направлении коридора.

– Камера номер шесть, – сказал он по-испански.

Карита первой вошла в темный туннель. Пол был гладкий и скользкий, и Аннике пришлось взмахнуть руками, чтобы сохранить равновесие. Каблуки подгибались, босоножки соскальзывали с ног. Охранник зазвенел ключами.

– Aqui.

Он обстоятельно выбрал нужный ключ и отпер два замка двери – один на уровне плеч, второй на уровне пояса.

– Sesenta minutos, – сказал он и открыл дверь.

В их распоряжении был час.

Окон в камере не было. Пол был выкрашен в тот же цвет, что и в коридоре, но стены были темнее, более серого оттенка. Анника оглядела камеру и не сразу заметила заключенного, который в серой пижаме сидел на серой койке. Она заметила его, только встретившись с ним взглядом.

– С добрым утром, – сказала Карита, подошла к заключенному и протянула руку. – Меня зовут Карита, я переводчик, но, насколько я знаю, ты говоришь по-шведски?

Юхан Маноло Зарко Мартинес медленно и неохотно встал. Он вяло пожал руку Карите, но все время смотрел только на Аннику.

– Ты корреспондент? – спросил он.

Акцент выдавал в нем жителя иммигрантского предместья. Анника протянула ему руку. Парень пожал ее, с сомнением глядя Аннике в лицо.

– Мой адвокат сказал, что ты красивая, – сказал он. – Он тебя не видел, да?