я должен пройти, чтобы воссоединиться с ней в загробной жизни. Не дай Бог, я прыгну с какого-нибудь балкона. Я просто окунусь в забвение, а мой отец будет вечно отчитывать меня. Нет-нет, моя смерть не должна быть связана с этим поместьем. Освобождение от этой… этой агонии… должно произойти на утесе.

Мэтью тщательно обдумал свои следующие слова:

— Зачем любящей жене, даже находящейся на том свете, желать смерти своему мужу?

— Вы назвали причину. Она все еще любит меня. А я люблю ее. Она хочет, чтобы я снял с себя бремя.

— Сняли бремя?

— Бремя, которое мы называем жизнью. Там, за гранью… она говорит, что это прекрасное место. Что все грехи там будут прощены, а все страдания и плохие воспоминания будут забыты. Молодой человек, почему люди так боятся покинуть этот мир ради лучшего места? Разве не это обещает нам Библия? Вы говорите, что она желает мне смерти, а я говорю, что Мэри желает мне жизни больше, чем кто-либо другой. — Темные ввалившиеся глаза снова уставились на Мэтью. — Она говорит, что надо лишь пережить небольшую боль. А потом свет исцелит и осветит меня. Почему люди не готовы принять это с большой радостью?

— Они боятся неизвестности, я полагаю, — пожал плечами Мэтью.

— Да, но я ведь знаю, что меня там ждет! Она говорит со мной, а ведь Мэри никогда не лгала мне, Мэтью. Никогда.

Он печально улыбнулся, и у Мэтью защемило сердце, хотя он пробыл в обществе этого человека всего несколько минут.

Улыбка Форбса поблекла и исчезла.

— И я должен уйти с ней, чтобы снять с себя вину, — сказал Форбс. — Потому что, как бы счастлива она ни была сейчас там, на другой стороне, она скучает по мне. И правда в том, что это я убил ее.

— Насколько я знаю, это был несчастный случай.

— Пропитанная дождем земля ушла у нее из-под ног, да. Но мои действия сразу после этого… — Он покачал головой, борясь с невыносимой мукой. — Я застыл. Слишком поздно обрел способность шевелиться. Я потерял несколько секунд, и они… — Форбс зажмурился. — Я мог бы спуститься к ней, но я этого не сделал. И она смотрела на меня, когда падала. Я убил ее, потому что промедлил. Я тысячу раз возвращался к тем секундам в памяти. Продумывал все, что мог бы сделать. — Форбс поднял руку, чтобы прикрыть лицо, и снова отступил во мрак, как будто там было его единственное убежище.

— Это все еще звучит как несчастный случай, — покачал головой Мэтью. — Все произошло очень быстро, к тому же шел проливной дождь.

— Все так говорят. — В его хриплом голосе послышалась горечь. — А что насчет вас? Вы ведь не до конца понимаете, зачем вы здесь, не так ли?

Мэтью замолчал, подумав, что, возможно, он и правда не понимает.

Форбс говорил с ним из глубоких теней.

— Можете себе представить, сколько денег было вложено в строительство этого дома? Мы с братьями предполагаем, что после трагедии, унесшей жизнь нашей матери, разум Уиттона по-настоящему помутился, если только он не тронулся умом намного раньше. Мы думаем, что всю свою жизнь он терпеть не мог наше семейное дело. Оно стало его врагом и — сознательно или нет — он надеялся уничтожить его. Но как это сделать, если «Тракстон-Компани» стала настолько успешной? Продать? Так ведь Персиваль создал целую армию адвокатов и консультантов, чтобы не позволить Уиттону пойти на такой шаг. Персиваль не мог позволить Уиттону разрушать компанию и разбрасываться деньгами, как… как небо разбрасывалось каплями проливного дождя в тот роковой день. — Он снова мучительно сморщился. — Дед не учел только возможность строительства такого монструозного особняка на деньги «Тракстон-Компани». А теперь у нас, дельцов семьи Тракстон, есть обязательства перед поставщиками и ремесленными гильдиями, которые мы никогда не сможем выполнить. Была идея продать этот дом, чтобы собрать необходимые средства. Сначала я подумал, что это возможно, но, пробыв здесь подольше, понял, что это смехотворная идея.

Он издал сухой смешок, полный горечи, и качнул головой.

— Мой отец был непростым человеком и попортил мне много крови за мою относительно долгую жизнь. Он даже завещал мне проклятое семейное дело, обрек на участь быть его единственным владельцем. Но он сделал для меня и кое-что хорошее. Всего одну вещь. Он позволил мне продать «Тракстон-Компани», если я захочу. Это была его единственная милость. Потому что, Мэтью, я вам так скажу: это дело загнало многие тысячи людей в могилы намного раньше положенного срока. Оно заставляло тех, кто выжил, пренебрегать своими близкими до тех пор, пока от любви и вовсе ничего не оставалось. Такая большая компания способна высосать тебя без остатка. Ты больше ни о чем не можешь думать, только о делах — день за днем, целую вечность! Прибыль, прибыль и еще раз прибыль! Любые, даже небольшие убытки бьют тебя кинжалом в сердце, а инвесторы начинают кричать о судебных исках. И только моя Мэри, — Форбс прерывисто вздохнул, — только она помогла мне понять, что в жизни есть нечто помимо «Тракстон-Компани». В ней есть так много более важных вещей! Но компания продолжала обрушиваться на меня с воплями каждый час. Она вопила по ночам и не давала мне спать. И да! Прибыль была, и вся земля зависела от «Тракстон-Компани». Вот только принадлежность к этой компании… обязывает тебя. Из-за этого ты попадаешь в ловушку, созданную человеком, сильно отличавшимся от тебя, а ты все равно должен маршировать под его барабанный бой. И так до бесконечности, пока не сойдешь с ума. Я слышу этот чертов бой даже сейчас!

Мэтью увидел, как скрытая тенями фигура подняла руки, словно желая прикрыть уши, и замерла. Повисла долгая пауза, которая тянулась, пока усталые руки не опустились.

Голос звучал еще более напряженно, когда Форбс продолжил:

— Продать это поместье, чтобы оплатить счета? Да. Да, его стоило бы продать, но кто бы его купил? Настоящий замок в такой глуши возле рыбацкой деревни и с сомнительной таверной в качестве единственного развлечения? К тому же сюда ведет долгая изнурительная дорога из Бостона. И ведь цена была бы непомерной даже для самой богатой семьи! А барабанный бой