– Я знаю.

– Нет, Кэрол. Ничего ты не знаешь! – Робин вытащила из кучи белья три пары носков и развесила их на батарее под окном. – В туалете, со спущенными штанами, он упал и потерял сознание.

– Тебе совсем не обязательно так поступать со мной, Робин.

Но Робин было не остановить.

– Врач еще очень удивлялся, как это отцу удавалось так долго все скрывать. – Она умолкла, глубоко вздохнула и снова заговорила: – А я все представляла, как ты сидишь где-нибудь в уголке, на кухне, зажав уши руками, а телефон все звонит, звонит, звонит…

Кэрол посмотрела на обеденный стол, заваленный недоделанными рождественскими открытками, на которых поблескивали пятна клея; рядом валялись безопасные ножницы и картонки с изображением Санта-Клауса.

– Видишь ли, – продолжила Робин, немного помолчав, – иногда ты бываешь кому-то очень нужна. И даже если тебе это неудобно или неприятно, просто берешь и делаешь все что требуется.

Кэрол сняла номер в гостинице «Премьер» и съела весьма посредственную лазанью. Ее организм еще не перестроился, по-прежнему пребывая в восточном поясном времени, и она торчала в крошечном номере, пытаясь читать книжку Сары Уотерс[68], купленную в аэропорту. Но на самом деле она не столько читала, сколько думала об отце – о последних днях его жизни и о том, каким коротким и крутым оказался его путь от диагноза до смерти.

Озеро Тоба на Суматре когда-то было вулканом. И 70 000 лет назад, после извержения этого вулкана, на нашей планете на целых десять лет наступила зима, так что все человеческие существа едва не вымерли. А метеорит, погубивший динозавров, был всего шесть миль в диаметре. Эпидемия гриппа, разразившаяся под конец Первой мировой войны, уничтожила 5 процентов населения планеты. Некоторые отцы рассказывали маленьким дочерям о Златовласке, о Джеке и бобовом стебле, но что пользы было от этих сказок? Разве можно было сравнить их с реальными фактами? Мы лишь с трудом спаслись, едва остались в живых, и нам некуда было податься, несмотря на то, в чем нас пытались убедить герои «Звездных войн» или «Доктора Кто». Кэрол вдруг вспомнила, как во время разговора об этом Робин заплакала и выбежала из комнаты.

Отец бросил школу в шестнадцать, а потом тридцать лет строил и украшал чужие дома. Занимался перестройкой отсыревших подвалов и чердачных помещений, настилал какие-то особые деревянные полы. Ему нравились стихи, у которых есть рифма, и романы «с сюжетом», а также научно-популярные книги без всякой там математики. Он ненавидел политиков и никогда не смотрел телевизор. А Кэрол говорил насмешливо: «Твои мать и сестра уверены, что любую мировую проблему можно решить, просто оставаясь взаимно вежливыми».

Отец, разумеется, совсем не хотел, чтобы Кэрол уезжала. Его приводила в ужас мысль о том, что она может уехать настолько далеко, что, оглянувшись, сразу увидит, как он на самом деле мал и ничтожен – этакий задиристый философ из пивной, у которого не хватило смелости снова вернуться в колледж, поскольку он боялся, что там ему, возможно, придется вступить в спор с людьми, которые знают гораздо больше.

Рак поджелудочной железы в пятьдесят семь лет. «Во всем виноват гнев. Гнев всегда под конец оборачивается против тебя самого». Таков был посмертный диагноз, поставленный ему Айшей, и в кои-то веки Кэрол испытала искушение с этим согласиться, хотя обычно подобные «дерьмовые хиппоидные идеи» начисто отвергала.

Иногда, уже совсем засыпая, когда ей начинало казаться, будто мир перевернулся вверх тормашками, а время пошло вспять, Кэрол как бы проскальзывала в свою прошлую жизнь, возвращалась на сорок лет назад и вновь видела над камином знакомые настенные часы «под бронзу» в форме солнца, чувствовала тепло чистой хлопковой пижамы, только что взятой с полки в шкафу, который мать регулярно проветривала, и сердце ее счастливо замирало. Но потом она вспоминала вечный запах жареной еды, и эту мелочность, и свое отчаянное желание как можно скорее из родного дома убраться…

Она прижалась лбом к холодному оконному стеклу и посмотрела вниз, на гостиничную автостоянку; там, в конусах оранжевого света, отбрасываемого уличными фонарями, были отчетливо видны косые струи дождя. Дождь снова лил как из ведра, и это означало, что она опять вернулась в один из опорных пунктов некогда великой империи, в страну хулиганов, странных богов и истощившихся торговых путей.

Когда-то она покинула и свою мать, и тот ужасный дом. Теперь ей придется как-то это компенсировать.

Она снова забралась в постель и в течение восьми часов плыла в великой безбрежной тьме, которая время от времени взрывалась яркими короткими сновидениями, в которых Айша принимала невероятные, преувеличенные размеры. Ямочки у нее на пояснице по обе стороны позвоночника, луковый запах ее пота – этот запах Кэрол сначала ненавидела, потом находила возбуждающим, а затем снова возненавидела, – и то, как она сжимала запястья Кэрол, иногда чересчур сильно сжимала, когда они занимались любовью.

Они познакомились на встрече выпускников у активистки, занимавшейся сбором для каких-то фондов, но саму встречу Кэрол почти не помнила, зато очень хорошо помнила, как перед ней неожиданно материализовалась невысокая мускулистая женщина с четырьмя серебряными колечками по краю ушной раковины, одетая в тесную белую маечку и державшая в руках поднос с канапе. Женщина хмуро посмотрела на Кэрол, и после этого взгляда все прочие подробности данной вечеринки попросту растворились во времени.

У Айши был вид человека, хладнокровно повернувшегося спиной к месту взрыва и уходящему от него прочь, хотя там все еще качалось и падало, объятое пламенем. Краткий брак с алкоголиком Тайлером, теперь уже покойным, слава богу. Три года на американском военном корабле «Джон К. Стеннис» в качестве вольнонаемной по категории E-1, то есть повар-специалист, затем в высшей степени достойное увольнение. Мать Айши была кем-то вроде проповедника в баптистской церкви Оклахомы. Где-то на бэкграунде у Айши были и «Дорога слёз» индейцев чокто, и картофельный голод в Ирландии, и забитые рабами порты в Сенегамбии – во всяком случае, если верить ее рассказам о предках и их весьма сложном жизненном пути; и хотя верить этим рассказам, возможно, не стоило бы, но внешность Айши явно носила следы невероятного смешения расовых признаков; в общем, типичная «дворняжка», как определила тогда для себя Кэрол. С другой стороны, она понимала: если чувствуешь, что некие силы пытаются стереть из твоей памяти историю твоего происхождения, ты, возможно, должен самостоятельно ее переписать, ну хотя бы отчасти. Айша была самоучкой, но с энтузиазмом занималась самообразованием, хотя сосредоточенности ей явно не хватало. Вечерние лекции по философии и книги Дэна Брауна и Андреа Дворкин[69], которые особенно трогательно выглядели на полке рядом с томиками «Космоса» Карла Сагана[70].