«Почему Вас так раздражает это утверждение?»

— Да потому что это недостижимая цель, утопия, неосуществимая мечта! Да, честно признаю на весь мир, я не понимаю этого. Натура человеческой души такова, что она не может жить без зла. Ангелы, и те не смогли прожить без зла — часть из них сейчас правит адом. Да что там говорить, я…

Саваоф Теодорович осёкся, внимательно посмотрел на Еву, но та лишь спокойно слушала его, явно считая либо его, либо себя сумасшедшей.

— Не может свет существовать без тьмы, — подытожил Саваоф Теодорович, хмуро сводя брови к переносице. — Потому что, если не будет тьмы, что мы будем подразумевать под светом?

«Суть не в том, чтобы сделать из всего идеал, — подумав некоторое время, с расстановкой сказала Ева, — а само стремление к нему».

— Слова, слова, слова… — пробормотал про себя Саваоф Теодорович, отходя куда-то за кровать. — Их жалкий лепет душу разрывает и сердце сомневаться заставляет, лишь отречётся от престола голова.

Саваоф Теодорович полностью исчез из поля зрения, и Ева только слышала, как что-то шуршит позади неё, как вдруг два больших, словно купала, чёрных крыла появились по обе стороны от постели, закрывая её от постороннего мира, будто плотный надёжный кокон; пропало окно, пропала и лампа, и всё вокруг вернулось к своему изначальному состоянию: теперь Еву окружала лишь густая непроглядная темнота, разбавленная спасительным оранжевым огнём. Некоторое время всё было тихо, настолько тихо, что Ева, казалось, слышала стук собственного сердца; но вот Саваоф Теодорович заговорил, крылья раздвинулись в стороны, и перед глазами девушки предстала живая картинка:

— Изо дня в день люди старательно прокладывают себе дорогу среди неизведанных дебрей жизни… Посмотри, с какой внимательностью они укладывают кирпичики, с какой дотошностью подбирают для них материал! — Ева увидела, как люди, склонившись практически к самой земле, упорно стучали молотками по золотым слиткам, вбивая те в грязь. — Знаешь, что это?.. Это благие намерения. Видишь, как они работают? — Саваоф Теодорович слегка провёл рукой в воздухе, и изображение увеличилось: теперь Ева видела, с каким усердием делали люди своё дело. — Ведь их кирпичи не из золота, даже не из глины, а из такой же грязи, сквозь которую они прокладывают свою дорогу, лишь слегка покрытой сверху дешёвой фольгой. Но куда ведёт эта дорога?.. — изображение уменьшилось, и взору Евы предстало огромное болото, в котором находились люди. — А знаешь, почему? Потому что им важен лишь внешний вид дороги, а то, что она разваливается, не успеют они положить следующий кирпич, их не волнует. Ты думаешь, это лишь моя фантазия? Нет: в аду это наказание для тех, кто всю жизнь прожил благими намерениями, но так и не исполнил ни одного. Для тех, кто обещал свернуть горы, но их обещания оказались напрасными. Для тех, кто жил красивыми фразами и прикрывал ими свою пустоту.

Чёрные крылья встрепенулись, и изображение пропало, рассеявшись в воздухе цветным дымом; некоторое время перед глазами девушки ещё стояли силуэты сгорбленных, изнеможённых людей, а затем она сказала: «Вы плохо думаете о людях. Мы не идеальны, да ведь и нет в мире совершенства. Среди моих знакомых я не смогла бы назвать хотя бы одного действительно плохого… Таких нет. Во мне живёт стойкое ощущение, что все эти грехи существуют параллельно нашему миру, потому что я никогда не встречала в людях, например, уныния или гордыни».

Комнату снова наполнил низкий раскатистый смех, и смех этот был недобрый.

— Ты просто не видишь их сквозь призму своей наивности. Ты сама светла, как луч солнца на рассвете, и другие люди кажутся тебе такими же светлыми, как и ты. «Все эти грехи существуют параллельно нашему миру»… Я понимаю, о чём ты, — огромные крылья снова зашевелились, расступились, и перед глазами Евы возникла яркая живая картинка. — Вот приходишь ты в деревню, и там все такие добрые, отзывчивые, гостеприимные… Думаешь: «Ведь это простые, работающие люди, с чистой душой, с добрым сердцем». Приходишь ты в школу, встречаешь одноклассников, учителей и думаешь: «Да ведь это всё простые люди, без сажи на душе, с добрыми намерениями, они ещё не испорчены». Приходишь ты на работу, знакомишься с коллегами и думаешь: «Это всё простые люди: работают, трудятся, у всех семьи, друзья, они уже умудрены опытом и точно не совершают никаких подлостей». Где же грехи? — образы до этого бегающих туда-сюда людей пропали, и остался только сероватый знак вопроса. — Их нет. Уж не выдумало ли их человечество, м? Нет, не выдумало… — знак вопроса медленно перевернулся и превратился в коварно ухмыляющийся рот с острыми, как у акулы, зубами. — Они рядом, ждут своего часа, чтобы незаметно вонзить нож в спину. Они ведь на то и грехи, чтобы жить непозволительно близко и оставаться при этом незамеченными: это лишь обратная сторона медали. Возьми любого хорошего человека, переверни его, и окажется, что не такой уж он и хороший…

«Вы решительно плохого мнения о людях, — Ева снова попыталась что-нибудь сказать, но губы окаменели и отказывались слушаться. — Все мы не без греха, ничего с этим не сделаешь, и всё же, по моему мнению, в людях больше хорошего».

И снова в комнате прозвучал смех, однако на этот раз гораздо мягче и добрее.

— Станешь таким поневоле, за тысячи-то лет… Одно развлечение: из раза в раз ставить людям подножку, смотреть, как они падают, и смеяться, тщательно скрывая желание заплакать. Как сейчас, например.

Чёрные крылья широко раскрылись, и Ева увидела среди темноты жуткое бледное лицо с высоким чёрным цилиндром на голове: широкая улыбка от уха до уха держалась на ржавых металлических зацепах, обнажая неестественно белые и слишком большие зубы; казалось бы, из щеки должна была течь кровь, но её не было, и даже дёсны были как будто обескровленные, совершенно мёртвые и прозрачные, особенно на фоне бездонного чёрного рта. Глаза, как у хамелеона, быстро вращались в разные стороны, словно судорожно искали в окружающем пространстве предмет, за который смогли бы зацепиться мыслью и взглядом, и вскоре нашли: в какой-то момент глаза вдруг остановились на лице Евы, улыбка стала ещё шире (хотя это казалось невозможным), и огромного роста существо поползло по кровати к девушке, сминая одеяла и простыни. Несмотря на то, что сердце трепыхалось от страха буквально в горле, Ева не чувствовала веса существа, и для неё он был ничем иным, как полупрозрачным фантомом, который растворится, стоит только взмахнуть в воздухе рукой.

Крылья встрепенулись, со всей силы ударили по монстру,