– Вернитесь вниз, в носовую часть палубы «А», и включите сигнал тревоги, – приказал Хемби старпом Адамс, а сам побежал за огнетушителями.

Примерно в это же время пожарный патрульный из береговой охраны, молодой и неопытный новичок, услышал вопли рабочих «Робинса» из салона. Он пошел в расположенный неподалеку театр «Нормандии», поднял телефонную трубку, позвонил на центральный судовой пожарный пункт и сообщил о пожаре в главном салоне тому, кто ответил, – гвардейцу по фамилии Мартин.

Мартин безуспешно попытался найти своего начальника Морриса Баха. Чтобы ускорить дело, он отправил посыльного в квартиры пожарной бригады с сообщением о пожаре. Потом Мартин позвонил на мостик и спросил находившегося там гвардейца, кто отвечает за включение сигнала тревоги. Через несколько секунд гвардеец позвонил с мостика.

– Где находится рубильник тревоги? – спросил он. – Я не могу его найти.

Было 2:42 дня. Огонь бушевал уже почти пять минут.

Капитан-лейтенант Скотт находился в своей конторе, когда туда ворвался рабочий «Робинса».

– В главном салоне пожар, – крикнул он военно-морскому инспектору.

– Сильный? – спросил Скотт.

– Думаю, да, – ответил рабочий, задыхаясь от бега.

Скотт выбежал из конторы, чтобы самому оценить положение.

Между тем Хемби, выполняя приказ Адамса, бежал по судну, сообщая о пожаре каждому встречному. Капитан-лейтенант Макклоски, один из троих помощников Скотта, побежал вниз на палубу «D», чтобы отключить вентиляционную систему. Затем он бросился наверх в салон, чтобы отключить электропроводку и предотвратить короткие замыкания и возможные новые возгорания.

Лейтенант Джон Герман услышал о пожаре и направился в машинное отделение. Там он включил пожарные насосы и приказал поднять давление воды в пожарной магистрали. К этому времени весь салон уже был охвачен огнем, плотный, едкий дым заполнял все помещение. К счастью, кто-то догадался закрыть двери в обоих концах главного салона настолько, насколько позволял валявшийся здесь различный мусор, рулоны линолеума и коврового покрытия. Оба набора дверей рассчитывались на несгораемость, так что была надежда, что они удержат огонь от дальнейшего распространения на соседние помещения.

Когда Скотт увидел огонь, он приказал одному из своих людей включить городскую пожарную тревогу с пирса. Затем он нашел Миникина и приказал вывести всех рабочих с судна. На пути к Миникину Скотт столкнулся с Бруксом, который метался по салону в попытках собрать своих людей, но каждый раз отбегал назад из-за плотного дыма.

Примерно в это время в салон ворвался Оливер Раль и, увидев бушевавшее пламя, со всех ног побежал на мостик. Он забыл или не знал о том, что главный сигнал пожарной тревоги был отключен, и бросился к выключателю, ударив по нему кулаком. Ничего не произошло. Он снова и снова пытался включить тревогу, но ничего не получалось. Кипя негодованием, он рванул дверцу главного пожарного шкафа на Главной палубе и начал раздавать огнетушители каждому, кто их брал. В этот миг прибежал его помощник Бах, и Раль перепоручил выдачу огнетушителей ему. Сам он побежал по трапу и крикнул полицейскому на причале, чтобы тот дал городскую пожарную тревогу.

Двери, ведущие в курительный салон, прогорели и рухнули. Огонь начал пожирать в курительном салоне всё, что могло гореть, и продвигался к корме в направлении ресторана-гриль. Однако двери между салоном и галереей еще держались.

На пирсе полисмен заметил моряка, кричащего с трапа.

– На лайнере пожар! – кричал моряк. – Можете дать тревогу?

– Сейчас! – ответил полисмен.

Он подбежал к местной коробке пожарной тревоги, находившейся в центральной части пирса, и дернул ручку. Почти в тот же миг матрос Карран, гвардеец береговой охраны, позвонил в городской отдел пожарной охраны Нью-Йорка с телефонного аппарата из конторы КЖТ на причале № 88 и сообщил о пожаре. Теперь было уже 2:49 дня. С начала пожара прошло около двенадцати минут.

Отдел пожарной охраны Нью-Йорка, получив тревогу, немедленно направил к судну четыре моторизованные бригады, состоящие из двух грузовиков с баграми и лестницами, одного пожарного бота во главе с двумя батальонными комиссарами.

Тем временем капитан Скотт собрал нескольких человек и повел их на очистку пирса от хлама, чтобы пожарные машины смогли как можно ближе подъехать к судну. В 2:51 прибыли первые из них; пожарные спрыгивали на землю еще до того, как они полностью останавливались, раскатывали рукава и подключали их к магистральным трубам на 12-й авеню.

– Где пожар? – спросил Скотта начальник одного из батальонов.

– Пойдемте, – ответил военно-морской инспектор, – я проведу вас к нему. Пожарные пошли на «Нормандию» за Скоттом и потащили шланги за собой.

Кто-то наконец догадался позвонить в штаб-квартиру Третьего округа ВМФ и сообщить о пожаре контр-адмиралу Эндрюсу, ожидавшему прихода Комана и Симмерса.

– Насколько он опасен? – спросил он звонившего.

– Я сказал бы, что он неуправляемый.

– Что случилось? Чем он был вызван? Это диверсия?

– Сэр, никто не знает точно. Это могла быть и диверсия, и несчастный случай во время сварки.

– Буду через несколько минут, – сказал Эндрюс. Поручив своему помощнику информировать о случившемся адмирала Старка в Вашингтоне, он выбежал из здания и приказал водителю доставить его на пирс № 88. Так он впервые увидит «Нормандию» вблизи.

Контр-адмирал не имел никаких собственных планов относительно «Нормандии». Так как он был большим начальником, Симмерс фактически получал приказы напрямую от Судового бюро и никогда даже не обсуждал проблемы судна с Эндрюсом. С другой же стороны, «Нормандия» находилась под юрисдикцией третьего округа ВМФ, и за нее отвечал Эндрюс – особенно если что-то шло не так, – поэтому он бросил всё и отправился к месту событий.

Пока Эндрюс ехал к пирсу № 88, Герман Миникин был на мостике и говорил по той же самой системе громкой связи, которая когда-то приказывала «всем посетителям и провожающим сойти на берег»:

– Всем убраться с судна, – объявил Миникин. – На судне пожар, и мы хотим, чтобы все сошли на берег. Идите к ближайшему трапу, но не бегите.

Возможно, это объявление и спасло чьи-то жизни, так как на судне с размерами «Нормандии» многие рабочие просто не ведали о происходящем, но это же самое объявление привело многих в замешательство. Каждый на борту, включая команды пожарных патрулей, полагали, что оно относится именно к ним. В результате многие из нужных в борьбе с огнем людей стали прорываться к сходням. Начался массовый беспорядок. Тысячи гражданских рабочих, матросов береговой охраны и членов будущей команды хлынули на те же трапы, по которым поднимались пожарные. Мгновенно возникла пробка.

В другом месте судна, в каютах будущего экипажа от ВМФ, объявление Миникина вызвало почти панику. Около семидесяти пяти моряков вообще проспали бы приказ об эвакуации, если бы не один молодой старшина, охранявший кубрик. Он тут же принялся будить своих товарищей, приказывая им покинуть судно. Некоторых из этих вконец напуганных «моряков» – вчерашних мальчишек – объявление повергло в истерику. Но постепенно они успокоились и, держась за руки, спотыкаясь, прошли сквозь дым, поднялись вверх по лестнице и в полной безопасности спустились по трапу.