– Потому что ему уже удалось до этого поймать меня. Я оказалась там, где ему было нужно. – Она поднимает руки и показывает мне шрамы на ладонях. – Это его работа. Он сделал это скальпелями.

Еще днем я заметила эти шрамы в необычном месте, похожие на залеченные раны после распятия. Я смотрю на них в ужасе, потому что теперь знаю, как эти раны появились.

– Даже когда его уже посадили в тюрьму и я знала, что больше он не может причинить мне зло, у меня случались кошмары – мне снилось то, что он почти что сделал со мной. Да и как я могла забыть, когда у меня на руках навечно остались эти напоминания о нем? Но дурные сны стали постепенно уходить. Год спустя он мне почти не снился, и на этом все должно было закончиться. Могло закончиться.

– Почему же не закончилось?

– Потому что он бежал. – Она смотрит на меня, и я вижу свой собственный взгляд, отраженный в ее глазах. Я вижу перед собой женщину, которая понимает, что такое жить в перекрестье прицела направленного на тебя оружия, не зная, когда убийца нажмет на спусковой крючок. – Вот тут-то кошмары снова начали меня мучить.

Я встаю и снова беру бутылку виски. Несу ее на стол, ставлю между нами.

– Чтобы не было кошмаров, – говорю я.

– Их не прогнать алкоголем, Милли. Сколько бутылок ни выпей, они останутся.

– И что вы мне предлагаете?

– То же, что сделала я. Загнать в угол монстра, который преследовал вас в ваших снах. Разрезать на куски и похоронить. Тогда и только тогда вы сможете спать спокойно.

– А вы спите спокойно?

– Да. Но лишь потому, что я решила не убегать и не прятаться. Я знала, что, пока он на свободе и описывает круги вокруг меня, никогда мне не спать спокойно. И потому охотником стала я. Габриэль знал, что я рискую, и пытался отстранить меня от дела. Но я должна была участвовать в охоте. Для моего собственного психического здоровья нужно было дать отпор, а не прятаться за семью замками в ожидании нападения.

– Муж вас не остановил?

– Мы тогда не были женаты, так что остановить меня он не мог. – Она смеется. – Да и сейчас не может. Хотя изо всех сил старается меня приструнить.

Я думаю о Крисе, мирно похрапывающем на нашей кровати. О том, как он спеленал меня и принес на эту ферму, чтобы я чувствовала себя в безопасности.

– Именно это пытается делать и мой муж.

– Держать за семью замками?

– Защитить меня.

– Но вы все равно не чувствуете себя в безопасности. Даже шесть лет спустя.

– Здесь чувствую. По крайней мере, чувствовала. Пока вы не вернули это в мою жизнь.

– Я просто делаю свою работу, Милли. Не вините меня. Не я внедрила кошмары в вашу голову. Не я сделала вас пленницей.

– Я не пленница.

– Правда?

Мы смотрим друг на друга через стол. У нее темные светящиеся глаза. Эти опасные глаза сквозь черепную коробку видят, что происходит в извилинах моего мозга, где я прячу свои тайные страхи. Я и в самом деле пленница. Я не просто избегаю мира, я прячусь от него.

– Вы не должны так жить, – говорит она.

Я отвечаю не сразу. Вместо этого я смотрю в свой стакан, который держу обеими руками. Хочу сделать еще глоток, но знаю, что это прогонит страхи всего на несколько часов. Действие алкоголя, как и анестезия, ограничено во времени.

– Расскажите мне, как вы это сделали, – говорю я. – Как дали отпор.

Она пожимает плечами:

– В конечном счете у меня не осталось выбора.

– И вы предпочли сопротивление.

– Нет, я хочу сказать, что у меня и в самом деле не было выбора. Понимаете, после того как он убежал из тюрьмы, я знала, что должна поймать его. Габриэль, мои коллеги из полиции – все они пытались отстранить меня от дела, но это было невозможно. Я знала убийцу лучше, чем кто-либо другой. Я заглядывала в его глаза и видела там зверя. Я понимала его – знала, что приводит его в экстаз, чего он жаждет, как выслеживает жертву. Для того чтобы снова спокойно спать, я должна была поймать его. Беда была только в том, что и он пытался меня поймать. Мы сошлись, как два врага в смертельной схватке, и один из нас должен был умереть.

– И что случилось?

– Я попалась, когда меньше всего ожидала. Оказалась в таком месте, где меня никто не мог найти. Но хуже всего, что он был не один. С другом.

Она говорит очень тихо, и мне приходится податься вперед, чтобы услышать ее. Снаружи в ночном саду верещат насекомые, но в моей кухне тихо, очень тихо. Я думаю обо всех страхах, усилившихся в два раза. Два Джонни преследуют меня. Я не понимаю, как эта женщина может сидеть здесь так спокойно и рассказывать свою историю.

– Я оказалась там, где им было нужно, – говорит она. – И никто не мог прийти мне на помощь, не было никого, кто мог бы меня спасти. Я одна против них. – Она перевела дыхание и расправила плечи. – И я победила, Милли. Вы тоже сможете. Сможете убить этого монстра.

– Вы его убили?

– Лучше бы убила. Пуля повредила его спинной мозг, и теперь он там, откуда бежать не сможет, – в ловушке собственного тела. Парализовано все, что ниже шеи. А его друг гниет в могиле. – Ее улыбка странным образом не сочетается с тем, что она говорит, но если ты побеждаешь монстров, то заслуживаешь право насмехаться над ними. – И в ту ночь я спала лучше, чем целый год перед этим.

Я сутулюсь над столом и ничего не говорю. Конечно, я понимаю, зачем она рассказала свою историю, но на меня это не действует. Нельзя вынудить человека быть смелым, если в нем это не заложено. Мне удалось выжить только потому, что было слишком страшно умирать, а это на самом деле доказывает, что я трусиха. Просто женщина, которая шла и шла мимо слонов и крокодилов, женщина, которую Господь не обделил парой крепких ног и удачей.

Она зевает и встает:

– Пожалуй, пойду попробую уснуть. Надеюсь, мы еще сможем поговорить об этом завтра.

– Я все равно не передумаю. В Бостон не полечу.

– Несмотря на то, что это может изменить вашу жизнь? Вы знаете убийцу лучше, чем кто бы то ни было.

– А он знает меня. Я та, которой удалось бежать, а он – тот, кто ищет меня. Я его единорог, существо, которое нужно извести до полного исчезновения.

– Мы обеспечим вашу безопасность, обещаю.

– Шесть лет назад в буше я узнала, что такое смерть. – Я отрицательно качаю головой. – Не просите меня умирать еще раз.

Несмотря на весь выпитый виски, а может, именно из-за него мне снова снится Джонни.

Он стоит передо мной, тянется ко мне обеими руками, просит бежать к нему. Вокруг нас львы, они все ближе, готовятся к прыжку, и надо сделать выбор. Мне очень хочется верить Джонни так, как я верила ему прежде! Я никогда по-настоящему не думала, что он убийца, и вот он стоит передо мной, широкоплечий, золотоволосый. «Иди ко мне, Милли. Со мной тебе ничего не грозит». Я радостно бегу к нему, жажду его прикосновения. Но как только попадаю в желанные объятия, его рот оказывается пастью, которая широко открывается, обнажая окровавленные зубы, готовые вонзиться в меня.