Здесь Коминтерн совершил первый серьезный отход от заявленных в горячке 1919 года позиций, зарыв в землю штык мировой революции, он стал больше штабом связи с иностранными компартиями, а значит, и попал в большую зависимость от спецслужб Советского Союза, часть работы которых он стал обслуживать своими силами. Когда и сейчас иные исследователи пишут о Коминтерне, что он был независимой от ГПУ – НКВД и Разведупра почти еще одной спецслужбой в СССР, на равных сотрудничая с Лубянкой и Знаменкой, то это отчасти еще можно сказать о периоде 1920–1924 годов, но после провалов Гамбурга и Софии этого уже никак не скажешь. Так штаб мировой революции, Коминтерн, сделал первый шаг к своей новой роли института на содержании Советского Союза, неформально все более подчиненного его спецслужбам, а на самом деле первый шаг по двадцатилетней дороге к своей ликвидации.

Это и был тот рубеж, за которым Коминтерн при сохранении формальной независимости от власти Советского Союза и ее спецслужб перестал быть штабом всемирной революции, становясь инструментом политики власти Сталина в Москве. Характерно, что директиву местным компартиям о роспуске «военок» в 1925 году руководство Коминтерна давало после настойчивой «рекомендации» об этом Феликса Дзержинского. Разумеется, инициатива исходила при этом не от самого Дзержинского или руководства ГПУ, а была продиктована с самых верхов советской власти. Решение о прекращении восстаний ввиду слабости в этом плане Коминтерна было принято на собрании Политбюро большевистской партии. И оттуда же, из Кремля, Дзержинскому приказали прекратить боевые операции в приграничных районах Польши и Румынии, куда подготовленных ГПУ и Коминтерном коммунистических боевиков местных компартий забрасывали через границу в 1922–1924 годах поодиночке и целыми группами. Конец 20-х годов окончательно ознаменовал подчиненность Коминтерна руководству СССР, в 1928 году на VI конгрессе Коминтерна принята его новая и полностью просоветская программа, закреплявшая его зависимость от власти Сталина.

При смене тактики и курсе на выживание социализма внутри самого СССР советским спецслужбам от иностранных компартий теперь понадобились не бесперспективные баррикадные бои и мелкая партизанщина, а разведывательная информация и подготовленные кадры для внешней разведки. Формально Коминтерн остался пресловутым революционным штабом и центром революции, его штаб на Моховой улице в Москве в доме номер 6 работал в этом качестве. Но с 1925 года вся политика действий этому штабу на Моховой диктовалась из двух близлежащих строений – от власти из Кремля и от спецслужб с Лубянской площади. Из-за этого же усыхания роли Коминтерна в планах советского руководства, из-за перевода его в помощники для советских спецслужб, не состоялся и переезд задумывавшегося штаба мировой революции из относительно небольшого особняка на Моховой улице рядом с Кремлем в гигантское строение нового правительства всемирной Республики Советов. Порученный архитектору Татлину лично Сталиным проект постройки в Москве гигантского небоскреба «Дома Коминтерна» так и остался в чертежах.

Можно уверенно констатировать: с 1925 года Сталин и его власть видели главную практическую пользу существования Коминтерна исключительно как обслуживающего инструмента для советских спецслужб, как поставщика в их ряды человеческого материала и как канала связи с коммунистическими партиями за рубежом. А вся его роль штаба всемирной революции была оставлена в виде символа видимой преемственности идей Ленина и в качестве своеобразного жупела, которым Сталин затем еще почти два десятилетия пугал мир капитализма за пределами своей социалистической державы.

До 1930 года в Коминтерне еще периодически пытались что-то в духе тайных акций и восстаний планировать, а в 30-х годах и вовсе перестали, вплоть до испанской войны, да и там Коминтерну доверили лишь обслуживать работу советских спецслужб в Испании и формировать интербригады из иностранных коммунистов. Связи же с иностранными компартиями стали для Коминтерна повседневной работой, с которой после его упразднения так же управлялся международный отдел ЦК КПСС. А вот отношения со спецслужбами, в которые в сталинскую эпоху в СССР вступил Коминтерн (скорее, даже был включен решением Сталина), были очень интересными, и на них стоит остановиться подробнее, здесь тоже немало загадок.

Советская разведка с начала 20-х годов активно начала использовать Коминтерн в своих оперативных целях. И когда коминтерновским кадрам или подконтрольным Коминтерну деятелям зарубежных компартий поручались какие-то мероприятия, к которым невыгодно было привлекать кадровых разведчиков ИНО ГПУ и военной разведки РККА. И когда речь шла об открытом восстании иностранных коммунистов при поддержке советской разведки (в Болгарии в 1923 году, в Австрии в 1934 году, в Китае неоднократно) либо о подготовке такого вооруженного выступления, затем не состоявшегося (в Германии, Индии и т. д.).

При этом не стоит забывать, что в структуре Коминтерна было несколько секретных отделов для разведки и внутренней безопасности этого штаба мирового коммунизма, не подчиненных советским НКВД и Разведупру Генштаба РККА, формально с ними даже не связанных. Линией внешней разведки и связи со спецслужбами Советского Союза в Коминтерне руководил не кто-то из иностранных коммунистов, а чекист отечественного происхождения Александр Миров (настоящая фамилия Абрамов), позднее расстрелянный в годы больших сталинских репрессий.

Для этой же цели существовал Отдел международного сотрудничества (ОМС) Коминтерна, в нем были сосредоточены тайные контакты с иностранными компартиями. А также ОМС занимался всей нелегальной работой Коминтерна в тесном сотрудничестве с ГПУ и военной разведкой РККА. ОМС был создан при Коминтерне в 1920 году поначалу как тайный отдел (ОМС был, вплоть до конца 30-х годов, засекречен даже от многих сотрудников аппарата самого Коминтерна, в доме на Моховой, 6 под него отведен отдельный этаж, куда пропускали далеко не всех коминтерновцев и вход на который охраняли чекисты из ГПУ) для связи с боевыми ячейками компартий и подготовки восстаний, а с середины 20-х годов в силу новой политики Сталина ОМС превратился в переходник между Коминтерном и советскими спецслужбами. Отсюда шла на Лубянку добытая по каналам Коминтерна ценная информация, отсюда рекомендовали коминтерновские кадры в советскую разведку, здесь же шел обмен документами для оперативных нужд, готовились за границей явки и документы прикрытия. Поначалу секретарем ОМС был хорватский коммунист Грегор Вуйович (в Коминтерне и в разведке ИНО ГПУ работала целая династия братьев Вуйович), в 1924 году он за свой троцкизм изгнан из ОМС Коминтерна, а в репрессии по этим же причинам расстрелян вместе со своими братьями. Вместо него начальником ОМС назначен все тот же Абрамов-Миров, до 1935 года этот человек возглавлял в Коминтерне всю теневую работу, составлявшую около 80 % по отношению к легальной деятельности Коминтерна, и отвечал за работу Коминтерна с советскими спецслужбами.

В 1936 году Миров переведен в Разведупр РККА на должность одного из заместителей начальника Разведупра, получив задание заниматься операциями на театре испанской войны, но уже в следующем году он арестован НКВД и расстрелян как «враг народа». После этого, как и после чисток коминтерновских кадров в репрессии, ОМС в Коминтерне вообще упразднили, оставив только так называемую «Службу связи» Коминтерна, которая до ликвидации всего Интернационала в 1943 году уже откровенно была лишь каналом связи для разведки СССР. Вместо Мирова возглавлять эту службу связи Коминтерна поставили кадрового военного разведчика Разведупра РККА Мельникова, бывшего до того резидентом Разведупра в китайском Харбине. Позднее и его вслед за Абрамовым-Мировым арестуют, «пристегнут» к делу об антикоммунистическом заговоре в Коминтерне и расстреляют. Последние три года до роспуска Коминтерна в 1943 году его усохшую уже просто до отдела службу связи возглавлял присланный из НКВД кадровый чекист Морозов.