Со второй попытки Эйтингону удалось довершить операцию «Утка». В дом Троцкого под легендой бельгийского троцкиста Жана Морнара удалось внедрить агента советской разведки испанца Рамона Меркадера. Он прошел боевую стажировку под контролем НКВД на фронтах испанской войны, а его мать, Каридад Меркадер, была известной в Испании коммунисткой и любовницей завербовавшего ее мастера диверсий в НКВД Наума Эйтингона. Меркадер проник на виллу в Койокане под видом бельгийского богача и сочувствующего троцкистам молодого человека через секретаршу Троцкого американку Сильвию Агелоф, с которой по поручению Эйтингона завел роман, сблизился с Троцким, стал часто оставаться с ним наедине. А 20 августа 1940 года в личном кабинете Троцкого привел в исполнение тайный приговор Москвы, всадив в голову Троцкого тот самый знаменитый ледоруб, спрятанный под полой своего пиджака. Троцкий на следующий день в мучениях скончался в госпитале, бормоча в предсмертном бреду легендарную фразу: «Я верю в триумф Четвертого интернационала». На его могиле на мексиканской земле выбиты серп и молот и развевается красный флаг.

Наум Эйтингон терпеливо дождался у стен госпиталя известия о смерти Троцкого, только после этого послав в Москву шифровку о полном выполнении задания в операции «Утка». Меркадер, не признававший на суде никакой связи с советским НКВД и твердивший об убийстве Троцкого из личной неприязни в результате внезапной ссоры из-за Сильвии Агелоф, отсидел в Мексике двадцатилетний срок. Затем вывезен в СССР, где за убийство Троцкого по представлению чекистов стал Героем Советского Союза, здесь и похоронен в 1978 году на Кунцевском кладбище. Эйтингон, Судоплатов, Григулевич и другие руководившие операцией «Утка» чекисты получили на Лубянке награды и повышения по службе. Когда уже в начале 1941 года в приемной ВЦИК председатель этого советского органа власти Калинин вручал ордена Ленина и Красного Знамени Судоплатову, Эйтингону, Григулевичу и Каридад Меркадер, по некоторым сведениям, сам «всесоюзный староста» не знал, за что награждает эту группу сотрудников советских спецслужб.

В истории с Третьим коммунистическим интернационалом, основанным Лениным в качестве наследника первых двух Интернационалов, традиционно именуемым сокращенно Коминтерн, и сейчас осталось довольно много загадок. И в его целях и методах работы, и в до сих пор не раскрытых тайных сторонах его деятельности, и в его на первый взгляд неожиданном упразднении Сталиным в годы Второй мировой войны. Да и сам Коминтерн в целом остается в этом плане загадкой, даже несмотря на то количество документов и исторических свидетельств его деятельности, с которых сегодня сняты грифы секретности. В той части деятельности просоветского Третьего интернационала, которая интересует нас, в части его взаимодействия с советскими спецслужбами, в сфере сложных отношений Коминтерна с советской разведкой и госбезопасностью, этих тайн, пожалуй, в коминтерновской истории больше всего.

Коминтерн изначально был задуман Лениным как центральный штаб грядущей мировой революции, само его расположение в столице первого социалистического государства мира Москве подразумевалось временным. И задача Коминтерна тогда виделась только в раздувании различным образом этого пожара мировой революции, в руководстве ее экспортом из Советской России в Европу и далее, а также в подготовке руководящих кадров для будущих социалистических государств. Но с революцией в Германии и в Венгрии далеко не продвинулись, а что было делать дальше?

После смерти Ленина и подавления оппозиции Троцкого, настаивавшего на немедленном продолжении мировой революции, Сталин взял курс на укрепление социализма в отдельно взятой стране, СССР, на государственное строительство, и Коминтерну понадобилось новое применение. Теория «социализма в отдельно взятой стране» потребовала коренного пересмотра места Коминтерна при советской власти, и отсюда началось включение этого штаба мировой революции в сферу интересов советских спецслужб.

При этом была подавлена оппозиция ряда известных коминтерновцев из числа иностранцев, осудивших такой отход от прежнего плана, таких как венгр Бела Кун или немец Гуго Эберлейн. Яростно защищавший исключительное положение Коминтерна вне сферы плотного влияния на него московской власти Бела Кун даже отправлен в ссылку на партийную работу на Урал в 1923 году, совсем как сослан под таким же предлогом в Сибирь годом ранее Феликс Дзержинский, настаивавший на старом статусе всемогущей ВЧК. Куна после смерти Ленина вернули в Москву и восстановили в руководстве Коминтерна, но с тех пор Сталин первый пост в этой организации доверял уже только советским гражданам: Зиновьеву, Бухарину, Пятницкому, Мануильскому, решительно оттерев профессиональных революционеров из-за границы от коминтерновского руля. По этой же причине после отстранения Зиновьева вообще упразднили пост председателя Коминтерна, сделав руководство им коллегиальным, что отвечало советскому принципу управления вообще. Только в 1934 году на пост секретаря Исполкома Коминтерна был опять назначен иностранный коммунист, болгарин Георгий Димитров, но он был явно лоялен к Сталину и его политике, да и все решения уже принимал Кремль.

С середины 20-х годов и до закрытия в 1943 году, два десятилетия, положение штаба Коминтерна в Москве было двойственным или даже тройственным. Он исполнял три основные функции: по инерции считался головным органом будущей мировой революции, которая никак не наступала, был центром связи с просоветскими компартиями за рубежом, а также оказался определенным приложением к советским спецслужбам в их повседневной деятельности. Статус штаба международного коммунистического движения с годами становился все более символическим и совсем не столь деятельным, каким его видел в свое время Ленин. Последней серьезной попыткой экспорта Коминтерном революции в Европу стало неудачное и плохо подготовленное восстание германских коммунистов в Гамбурге в 1923 году, подавленное уже через сутки правительственными войсками. Обвинив капитулянтов в КПГ и отстранив решением Коминтерна от руля в германской компартии ее председателя Брандлера, Коминтерн больше не рисковал прибегать к таким явным вооруженным акциям.

Тем более что в том же году в Болгарии было подавлено такое же выступление коммунистов при поддержке Коминтерна. Готовилось оно Коминтерном при помощи советских спецслужб. В штабе Разведупра под крышей советского посольства в Вене начальник боевого крыла компартии Болгарии Янков (по совместительству тоже штатный сотрудник Разведупра и агент Коминтерна) устроил склад боеприпасов и взрывчатки для будущего покушения на царя Бориса и премьер-министра Цанкова и баррикадных боев, к ужасу советского посла набивая динамит прямо в шкафы и ящики в комнатах посольства.

После провалов в Софии и в Гамбурге Коминтерн отказался от роли активного экспортера революции, осознав свою неготовность к работе такого всемирного масштаба, чем и предопределил свой скорый перевод Сталиным в помощники советским спецслужбам. В 1924 году подавлены подобные восстания коммунистов в Эстонии, Румынии и опять в Болгарии, но здесь Коминтерн уже мало мог оказать помощи восставшим. В связи с этим Коминтерн уже в следующем году запретил намеченное восстание горячим лидерам компартии Австрии, с 1925 года Коминтерн отказывается от такой тактики вообще, давая компартиям директиву распускать создаваемые тайно для повсеместных восстаний военные организации при их ЦК.