— Продолжай, — сказал Ууламетс, и от его слов повеяло смертельной тишиной. — Забирай, все что хочешь, и иди куда глаза глядят. Но мальчик останется здесь, ты слышишь меня, Саша Васильевич? Если Петр уйдет один, я гарантирую его безопасность до границ этого леса. Но если и ты уйдешь вместе с ним, то учти, что он умрет, так или иначе, но умрет. И я обещаю тебе это.

Саша взглянул в глаза Ууламетсу и попытался выдержать его взгляд. Но в последний момент маленькое сомненье начало зарождаться в его голове, и этого оказалось вполне достаточно: он уже знал, что сомненье было роковым, и для них не оставалось другого выхода.

— Вздор, — сказал Петр, старясь высвободиться из руки мальчика, но Саша сопротивлялся и покачивал головой.

— Я не могу, — сказал он. — Я не должен так поступать. Ведь он может сделать это, Петр, и я не смогу остановить его… Извини меня…

Он был явно напуган. И чувствовал, как мужество оставляет его, потому что покинет его Петр или нет — и то и другое было ужасно. Но он не думал, что Петр сделает так, он, на самом деле, не верил в это, и это было хуже всего.

— Если я должен увести тебя… — сказал Петр.

— Нет, — ответил Саша, глядя Петру в лицо, и опасаясь только того, чтобы его подбородок не начал предательски дрожать, потому что ему ничего не оставалось делать, как сопротивляться Петру, если бы тот попытался это сделать, а это была самая последняя вещь, которую он мог допустить. Он глубоко вздохнул и стряхнул руку Петра со своей. — Нет никакого смысла в том, чтобы ты оставался здесь, разве не так? Так же как для меня идти в Киев. Зато он сможет научить меня. Я нужен ему. Я достаточно силен, не в том смысле, чтобы знать, что я делаю, а я достаточно силен теперь, чтобы быть опасным. Но я все еще не силен настолько, чтобы превзойти его. Поэтому тебе следует уйти. Он не обманывает тебя, говоря о твоей безопасности в пути. Я знаю это, потому что он хочет, чтобы я ему помогал. И ему не понравится то, что я сделаю, если я узнаю, что он солгал. Ему очень хотелось, чтобы Петр ушел. Он хотел этого особенно страстно, потому что был готов вот-вот залиться слезами. И еще он очень хотел, чтобы у него зажила рука, даже если Ууламетс откажется помогать ему.

Петр сложил на груди руки и отвернулся, глядя в пол.

— Скажи ему, — проговорил он через мгновенье, — что ему чертовски полезно будет дважды подумать, прежде чем он будет посылать меня куда-нибудь еще после этого, потому что в один прекрасный день ты сам окажешься в его шкуре.

— Я сделаю это, — сказал Саша. Он никогда еще в своей жизни не намеревался всерьез причинить кому-либо какой-то вред; но он был готов сделать это, если кто-то вдруг так поступит с Петром, и у него не было ни малодушия, ни сомнений в этом намерении.

В какой-то момент он решил, что действительно способен на такое желание. Продолжая испытывать волнение еще и еще, он решил, что уже хочет этого, и что это желание направлено именно на Ууламетса…

Который был самым бессердечным среди них и самым могущественным.

— Делай, как тебе нравится, — сказал Ууламетс и добавил со злобой: — Только я посоветовал бы тебе, малый, попытаться направить все на исцеление… Это гораздо труднее, и гораздо важнее в настоящий момент.

Саша взглянул на Петра, и понял, убедившись мгновенно в этом, что желание Ууламетса было абсолютно реальным и что Ууламетс был абсолютно уверен, что мальчик потерпит неудачу.

— Или тебе нужно помочь, парень?

Тут он взглянул на старика.

— Итак, ты еще не знаешь всего, — сказал тот. — Я предполагаю, что ты согласен со своим приятелем. Твоя угроза — это еще будущая, в лучшем случае. Но если настанет день, малый, когда окажется, что ты выбираешь свой путь, поверь, что это так случиться, он будет рисковать из-за тебя не на много больше, чем сейчас из-за меня.

Ему не хотелось слышать это. Ведь Ууламетс мог врать. И он чувствовал, что речь идет не о сегодняшнем дне.

Ууламетс же подошел к огню, чтобы проверить, что делается с обедом.

— Учитель Ууламетс… — сказал Саша.

— Оставь его, — сказал Петр, удерживая его за руку. Саша увидел, как Ивешка отпрянула от отца, стараясь даже не глядеть в его сторону, когда доставала с полки котелки и ложки.

— Он изменится, — сказал Саша и взглянул на Петра. — Я поговорю с ним. Но тебе не надо этого делать. Пожалуйста, не связывайся с ним.

Петр некоторое время молчал, только двигал челюстью. Затем вновь сложил свои руки, пряча раненую вниз, как будто она беспокоила его, и сказал, стараясь быть как можно убедительнее:

— Должен же быть какой-то выход. Я не могу оставить тебя здесь.

— Я хочу…

— Ради всего на свете, не желай ничего. Разве мы мало получили?

Это было жестоко, но справедливо. Саша тут же закрыл рот и остановил свои желания, как хотел этого Петр, особенно о том, чтобы Петр покинул их. Он полагался на Петра, когда тот был в хорошей форме и использовал свою голову: он знал гораздо больше Саши, когда дело касалось взаимоотношений между людьми.

— Мы просто-напросто должны обдумать свои действия, — сказал Петр. — Ты подумай об этом. Подумай, и все. А я, тем временем, могу помириться с дедушкой.

— Ты должен изменить свое отношение к нему.

— Я могу это сделать, — сказал Петр, растягивая губы и изображая на лице преднамеренную искусственную улыбку. — У меня не будет затруднений с этим. Мне и раньше приходилось иметь дело с проходимцами и ворами.

— Петр, пожалуйста, прошу тебя!

— И я всегда был с ними в хороших отношениях. — Петр слегка потрепал Сашу по плечу тыльной стороной руки и бросил короткий косой взгляд в сторону очага, напоминая тем самым, что Ууламетс может услышать их. — Итак, он заполучил нас. Ничего не остается. Теперь ты должен думать своей головой и доверять мне, когда я буду пользоваться своей, слышишь меня?

Саша кивнул. Он посмотрел в сторону очага, где Ууламетс выкладывал из котла овсяную кашу, разговаривая о чем-то с Ивешкой, которая стояла уставясь в пол и сложив руки, почти не реагируя на слова отца.

Ивешка явно была не в своей тарелке. Казалось, что ничего не произошло, ни с домом, ни с дочерью Ууламетса. Ничего, из всего того, что планировал старик, казалось, не изменило хода его намерений.

А Ууламетс хотел оставить их у себя, он очень хотел оставить даже и Петра для того самого дела, несмотря на то, что и сделал Петру предложение покинуть дом. Сашу не оставляло глубокое беспокойное ощущение, что Ууламетс тайно затянул этот узелок еще до того, как предложил Петру уйти. Он прекрасно знал, что Петр откажется, и при этом не последнюю роль играло и желание Ууламетса. Без всякого сомнения, какие-то желания пропадали и, возможно, самые сильные: пять колдунов, как заметил Петр, передвигали в пространстве между собой события то вперед, то назад. При этом нельзя было не учитывать хитрость и коварство самого Гвиура, как и его желания.