– Ты перелопатила массу литературы, верно?

– Да, а что?

– Тебе попадалось что-нибудь в этом роде? – Тео указал на фигурки. – Что объяснило бы, с чем мы столкнулись.

Она качнула головой.

– Ни разу. Ну, одна вещь немного похожа. В Древнем Египте мертвых хоронили с маленькими фигурками шабти… примерно того же размера. Они защищали умерших на пути к загробной жизни.

Опустошив восемь ниш, Тео подошел к девятой.

– Это не кость, – сказал он, рассматривая вынутый предмет.

Жас направила на находку луч фонаря. Нечто, напоминающее кость, но темное и отполированное. Она коснулась предмета.

– Дерево…

– Это курительная трубка, – сказал Тео. – Не такая старинная, как все остальное. Может, сто лет или около того. В доме сохранилось несколько, память о предках.

Жас принюхалась. И засмеялась.

– Это гашиш.

– Думаешь?

– Думаю, что здесь в середине девятнадцатого века курили гашиш. Кто-то нашел себе убежище и предавался пороку.

– Жас, смотри. – Его голос дрожал от возбуждения.

Тео держал книгу в кожаном переплете, довольно потертом. От нее исходил слабый запах плесени. Полоска кожи, обернутая вокруг переплета, не давала книге раскрыться. На обложке все еще сохранилось золотое тиснение – две буквы: В. Г.

Тео попытался развязать узел.

Жас придержала его руку.

– Не дергай. Кожа может быть ломкой от старости.

– Я так нервничаю… Давай ты.

Осторожно приняв книгу, Жас обошла камень и положила находку на плиту.

Тео направил на обложку фонарь. Женщина распутала узел и открыла книгу.

На титульной странице не было ни названия, ни посвящения. Просто текст, строчка за строчкой. Буквы сильно клонились вправо, словно под порывами ветра.

– Чернила совсем не выцвели. Такое впечатление, что книгу не открывали много лет. Возможно, с тех самых пор, как оставили ее в этом месте.

Жас говорила шепотом, отдавая дань моменту.

– На французском, – сказал Тео. – Прочтешь?

Жас начала читать вслух, сразу переводя.

Каждая история начинается с холодка предвкушения. Цель так желанна, так ясна; нам сияет путеводная звезда, и мы стремимся вперед, не испытывая боязни. Не всегда понимая, что главное – не звезда, а путь, по которому она нас ведет. И только одолевая его, мы обретаем себя.

Она умолкла и развернулась к Тео:

– Ты нашел! Это записи Виктора Гюго о том, что случилось с ним здесь, на острове.

– В голове не укладывается…

Первый раз со времени приезда на Джерси она увидела на его лице выражение полного счастья.

– Нашел. Чувствуешь, как пахнет?

Он наклонился и принюхался.

– Чем это?

– Плесень, кожа, старая бумага – у нее особый запах, травянистый, чуть ванильный, с кисловатыми нотками.

Но было что-то еще. Густой пряный запах роз, иланг-иланга и дубового мха. Прекрасные французские духи: страницы впитали их много лет назад и сохранили до сих пор. Аромат детства. В ее доме не использовали продукцию массового производства, там всегда ценили штучный товар. Жас снова вдохнула. В этих духах был только один обертон, различить который она не смогла, – обертон, схожий с загадочным ингредиентом одеколона Эша Гаспара. Хотя нет, не схожий – тот самый. Таинственный «амброид», который она обнаружила в мастерской Фантин.

Еще один ее рецепт? Янтарная нотка – особая подпись? Так же, как ваниль – подпись Жана Герлена, а запах туберозы – ее дедушки?

Тео пытался разобрать запись.

– Надо было учить французский. Придется читать тебе, Жас. Не возражаешь?

– Возражаю? Да это честь – читать записи самого Гюго!

Она начала переводить следующую строку и вдруг поняла, что где-то хлещет вода.

– Тео, ты слышишь?

– Воду?

– Да. По-моему, сейчас громче, чем даже минуту назад.

– Точно.

Тео огляделся.

– Черт! Это с потолка. Поток стал сильнее.

Жас вдохнула воздух.

– Минеральные ноты тоже усилились. Никогда раньше не думала, но первобытные люди, наверное, могли чуять опасность по запаху. Поднимающаяся вода. Грозы.

– Надо идти. Скоро прилив.

Тео потянулся за книгой и задел одну из фигурок. Та упала на землю.

Жас наклонилась и подняла. Фигурка упала в грязь, и теперь землистый сладкий запах слышался отчетливее. Те же янтарные обертона. Так пахло в мастерской Фантин. Так пах одеколон Эша. Так пахло от книги. Жас не знала ни одну разновидность смолы, которая при намокании оживает, начинает пахнуть сильнее. Она потерла фигурку: на пальце остался грязный след. Обнажилась полупрозрачная золотистая поверхность фигурки. Она испускала сияние.

Жас вспомнила искусно вырезанного филина, которого Малахай показывал ей во время злосчастного уик-энда в его доме. Если это не тот же материал, то очень схожий. Самюэльс не преминул бы отметить синхронность того события и этого. Не совпадение, – сказал бы он, – просто круг замкнулся. Бесконечные возможности энергии и духа.

Чем сильнее Жас терла фигурку, тем сильнее становился аромат. Разве это возможно? Маленькая скульптура в кабинете Малахая запаха не имела. Этот янтарный тотем отличался от того – но казался знакомым. Как будто она видела его. Давно… Очень давно. Но это же немыслимо! В лаборатории Фантин Жас была твердо убеждена, что до приезда на остров никогда не сталкивалась с этим запахом. Так как она может вспомнить его сейчас?!

56 год до н. э.

Остров

Когда Овейн вошел в жилище, Гвенор возилась у очага. Она увидела мужа, и губ ее коснулась улыбка. Но в глазах стояла тревога. Его не было четыре дня. Самый долгий срок, самая изматывающая медитация. Беспокойство жены ясно показывало, что перенесенное испытание оставило след на его лице.

– Тебе надо поесть и выспаться, – сказала Гвенор. – Что сначала?

– Я постился.

Он присел за стол, надеясь, что она займется едой и избавит его от вопросов. Не сейчас. Сначала ему нужно поговорить со старейшинами. Самым тяжелым в его ретрите оказалось возвращение: он брел домой, понимая, что жена пожелает узнать, что сказали ему боги и как должны поступить соплеменники.

Овейн вспомнил про откровение и застонал. Он уже бился в истерике и стучал в исступлении кулаком по земле. Но мука все еще была острой, как лезвие ножа.