— Приблизительно пять с половиной миллионов дукатов, — ответил он.

— Гм! — проронил Фердинанд.

— Эта сумма — только первый взнос, на ближайшие расходы.

— Но ведь, пока вы уведомите ваше правительство о переводе нам этой суммы, пока еще ее нам переведут и до того, наконец, как она прибудет в Неаполь, пройдет немало времени. Сейчас осеннее равноденствие, а кораблю потребуется месяц или полтора, чтобы доплыть до Англии и возвратиться; за такой срок французы, чего доброго, успеют добраться до Неаполя.

Нельсон собрался ответить, но королева перебила его.

— На этот счет, ваше величество, можете не беспокоиться, — сказала она, — французы сейчас не в состоянии воевать с нами.

— Однако войну они нам объявили.

— Кто объявил?

— Посол республики. Право, можно подумать, что я сообщаю вам новость. Королева презрительно улыбнулась:

— Гражданин Гара чересчур поторопился. Он повременил бы со своими воинственными демонстрациями, если бы знал, в каком положении находится генерал Шампионне в Риме.

— А вы знаете о положении генерала Шампионне лучше, чем сам посол, не так ли, сударыня?

— Думаю, что намного лучше.

— Вы переписываетесь со штабом республиканского генерала?

— Я не стала бы доверять сведениям, полученным от иностранцев, государь.

— Значит, вы получили сведения от самого генерала Шампионне?

— Вот именно. Могу показать вам письмо, которое посол Республики получил бы сегодня утром, если бы он не поспешил уехать вчера вечером.

И королева вынула из конверта письмо, которое сбир Паскуале Де Симоне похитил накануне у Сальвато Пальмиери и отдал в «темной комнате» королеве. Каролина подала его королю.

Король взглянул на него.

— Оно по-французски, — сказал он таким тоном, словно говорил: «Оно по-древнееврейски».

Потом добавил, передавая бумагу кардиналу, как бы доверяя ему одному:

— Господин кардинал, переведите нам эти строки. Руффо взял письмо и среди полной тишины прочел следующее:

«Гражданин посол!

Я прибыл в Рим лишь несколько дней тому назад и считаю своим долгом сообщить Вам, в каком положении находится армия, которою мне доверено командовать, дабы Вы, на основании данных, сообщенных мною, могли решить, как держать себя по отношению к вероломному двору, что, находясь под влиянием Англии, нашего заклятого врага, только выжидает удобного момента, чтобы объявить нам войну…»

При последних словах королева и Нельсон переглянулись, улыбаясь. Нельсон не знал ни французского, ни итальянского языка, но, по-видимому, ему заранее перевели письмо на английский.

Руффо продолжал, не заметив усмешек королевы и Нельсона:

«Во-первых, эта армия, состоящая на бумаге из тридцати пяти тысяч солдат, в действительности насчитывает только восемь тысяч воинов; им недостает обуви, одежды, хлеба, к тому же они уже три месяца не получают жалованья. В распоряжении этих восьми тысяч всего лишь сто восемьдесят тысяч патронов, следовательно, на каждого приходится в среднем по пятнадцати выстрелов; крепости не обеспечены даже порохом, и в Чивитавеккья его не хватало даже на то, чтобы обстрелять берберийский корабль, подошедший к берегу с целью разведки…»

— Слышите, государь? — сказала королева.

— Слышу, слышу, — отвечал король. — Читайте, господин кардинал. Кардинал продолжал:

«У нас только пять пушек и артиллерийский парк с запасами на четыре орудия; нехватка ружей такова, что я не мог вооружить два батальона добровольцев, которых рассчитывал направить против повстанцев, окружающих нас со всех сторон…»

Королева вновь переглянулась с Макком и Нельсоном.

«Состояние наших крепостей не лучше состояния арсеналов; ни в одной из них нет ядер и пушек одного и того же калибра; в некоторых имеются пушки, но нет ядер, в других есть ядра, но нет пушек. Положение отчаянное — этим и объясняются распоряжения Директории, что я Вам сообщаю для руководства.

Нам поручено воспрепятствовать вражескому выступлению против Римской республики и перенести военные действия на неаполитанскую территорию, но только в том случае, если неаполитанский король приступит к вторжению, о чем давно говорят…»

— Слышите, ваше величество? — сказала королева. — С восемью тысячами солдат, пятью пушками и ста восемьюдесятью тысячами патронов война эта не так уж нам страшна.

— Продолжайте, преосвященнейший, — сказал король, потирая руки.

— Да, продолжайте, — повторила королева, — и вы узнаете, что думает сам французский генерал о своем положении.

«Итак, гражданин посол, — продолжал читать кардинал, — с теми средствами, которыми я располагаю, как Вы сами понимаете, я не могу противостоять вражескому наступлению, а тем более — перенести военные действия на неаполитанскую территорию…»

— Это для вас убедительно? — спросила королева.

— Гм, — проронил король. — Послушаем до конца.

«Поэтому я могу посоветовать Вам, гражданин посол, лишь стремиться к тому, чтобы между Республикой и двором Обеих Сицилии сохранялись добрые отношения, если это будет не в ущерб достоинству Франции, и всячески умерять нетерпение неаполитанских патриотов; любое движение, начавшееся ранее чем через три месяца, то есть до того как я успею привести армию в боевое состояние, окажется преждевременным и неизбежно потерпит поражение.

Мой адъютант, человек надежный, не раз доказавший свою храбрость и к тому же неаполитанец по рождению, говорящий не только по-итальянски, но и на неаполитанском наречии, уполномочен доставить Вам это послание, а также войти в сношения с предводителями неаполитанских республиканцев. Отошлите его ко мне как можно скорее с подробным ответом и точными сведениями о Ваших отношениях с двором Обеих Сицилии.

С братским приветом Шампионне.

18 сентября 1798 года».

— Так вот, государь, — сказала королева, — если у вас еще оставались какие-то сомнения, теперь вы можете быть вполне спокойны.

— В одном отношении — да, сударыня, но в другом — нет.

— Ах, понимаю. Вы имеете в виду республиканцев в Неаполе, в существование которых вы так долго отказывались поверить. Теперь вы убедились, что это не миф: они существуют, раз требуется их успокоить, и желают того сами якобинцы.

— Но как, черт возьми, вам удалось завладеть этим письмом? — спросил король, принимая послание из рук кардинала и с любопытством рассматривая его.

— Это мой секрет, ваше величество, — сказала королева, — и позвольте мне не открывать его. Но я, кажется, помешала его милости лорду Нельсону ответить на заданный вами вопрос.