Володя не пил: он приехал с Дашей на своей машине, а за рулем предпочитал не касаться даже пива. Он, когда началось застолье, взялся снимать жанровые сценки, возникавшие вокруг, на это никто не обращал внимания. Или даже позировали, думая, что на память.

Подошел Павел Витальевич, склонился к Даше, что-то шепнул ей. Ухаживать, что ли, вздумал, старый хрен? Даша сказала Володе: «Я сейчас», – и ушла с ним.

Наверное, подумал Володя, хочет показать красивой девушке какой-нибудь антиквариат. Какой-нибудь люстрой похвастаться. (Тему утопления и все остальное Володя не принял всерьез, он давно уже понял, что в Сарынске любимая забава – поливать друг друга грязью и выдумывать несусветные истории.)

Время шло, Даши не было, Володя заскучал, позвонил Даше, телефон не ответил.

Володя встал и пошел по дому, заглядывая в комнаты.

Оказался в каком-то узком коридоре, в конце которого была узкая витая лестница. Володя поднялся на второй этаж, там, на площадке с ковром, каким-то растением в кадке и диванчиком, увидел громоздкого мужчину с азиатской внешностью и сонными глазами. За площадкой – высокая и узкая дверь. Володя направился туда, мужчина преградил ему дорогу.

– Нельзя!

– Я свою девушку ищу.

– Нет никаких девушек, нельзя.

Володя заподозрил неладное.

– Я посмотрю только. Вы кто, охранник? Тут разве банк какой-нибудь?

– Хуже: частная собственность.

– Меня в гости пригласили. Нас. Меня и Дашу, красивая такая девушка, не видели ее?

– Никаких я девушек не видел.

Володя начал заводиться.

– Слушай, охрана… Это моя девушка, и если ты…

Тут открылась дверь, вышла Даша. С книгой в руке.

– Ты здесь? – спросила она, не удивившись.

– Я-то здесь. А ты-то…

– Пойдем.

Даша начала спускаться, Володя за ней.

Они ехали молча. Володя, возможно, не большой знаток женского пола, но неглупый человек, он давно усвоил: если девушка мрачно молчит, лучше ее ни о чем не спрашивать. Сама все скажет, когда захочет.

Но Даша, похоже, ничего говорить не собиралась.

Полчаса назад Павел Витальевич подошел к ней, сказал:

– Даша, можно вас на минуту?

Провел куда-то комнатами, коридорами, поднялись по лестнице, оказались в кабинете. Даша ничего не боялась – кругом же люди. Да если бы и не было никого, она бы не испугалась – не умела бояться и слишком всегда была уверена в себе. То есть не слишком, считала она, а именно так, как надо.

Кабинет предполагал деловой разговор. Может, какие-нибудь фотографии заказать хочет, подумала Даша. В виде гуманитарной помощи бедной семье и больной женщине. Или, с ними бывает, просто предложит денег. Хотя – с кем, с ними? Она не так уж много знает о Костякове-старшем. Ну, богат, но не он один. Ну, как выяснилось, в чем-то таком был замешан, чуть ли не брата убил, а кто не замешан, кто из них хоть кого-то не убил? Такие были времена и такие они были люди. Как Коля говорит: «Мне с ними не детей крестить». А вот кабинет у него обставлен неплохо. Под старину, все из дерева, никаких пластиков и древесно-стружечных материалов. Все натуральное вообще. Если бы еще кто догадался ему тут свет сделать, потому что с такими лампами на потолке работать нельзя, а настольная, со стеклянным зеленым абажуром, дает только небольшой круг света. Но вряд ли он тут работает, для красоты соорудил кабинет, чтобы – как у всех. И книг в высокие шкафы напихал, много книг, не меньше тысячи.

– Вы Хемингуэя любите? – спросил Павел, видя, что она смотрит на книги.

– Не читала.

– Что, правда?

– Вы так удивляетесь, будто я китайского языка не знаю. А его многие не знают.

– Ну, китайский это китайский, а Хемингуэй это все-таки… Обязательный культурный минимум.

– Кто сказал?

– Вообще… Считается.

– Мало ли. Я Хемингуэя не читала, а вы, может, Кафку не читали.

– Тоже правда. Начинал – не могу. Тяжело как-то. Страшновато.

– А я «Процесс» два раза перечитывала.

– Любите страшное?

– Да. Помогает избавляться от собственных страхов.

– А они у вас есть?

– У всех есть. Жизнь вообще штука непредсказуемая. А почитаешь: господи, ужас какой. И сразу легче, что у тебя не так.

– Интересный подход. Но Хемингуэй это тоже неплохо. Заряжает энергией.

– Вообще-то я успею, мне двадцати еще нет, – напомнила Даша.

– Да, извини, конечно. Я сам того же Хемингуэя к тридцати прочитал. И был потрясен. Я просто забываю, сколько тебе лет.

Даша не понимала: видела, что дяденька волнуется, а почему? Влюбился, что ли? И что дальше?

И тут Павел Витальевич, будто угадав ее мысли, показал ей рукой на кресло. А сам сел на край стола. Дескать, будет разговор. Даша села. Павел Витальевич начал – не сбиваясь, обдуманно.

– Дело такое. Ну, во-первых, про сегодняшнее. Эти слухи, они время от времени возникают… Я хочу, чтобы ты знала: было две трагические потери – моего брата и моей жены.

– Я понимаю.

– И к этому я не имею отношения. Ну, с братом были кое-какие… Но это семейное…

– Понимаю.

– Теперь всерьез. То есть о другом. Только выслушай, ладно? Я, Даша, любил по-настоящему два раза. И вот третий – люблю, понимаешь ли, тебя.

– Не ошибаетесь?

– Дослушай, я же просил. Не ошибаюсь. План такой. Мы встречаемся раза три-четыре – где захочешь. Просто встречаемся. Без всяких интимов. Говорим. После этого ты принимаешь решение, выйти за меня замуж или нет. Если выходишь, будешь жить здесь, станешь хозяйкой всего этого. Маму твою будут лечить лучшие врачи в лучшей клинике. Ей построят дом вместо вашей хибары. Там, где она захочет. Ты получишь возможность заниматься любимым делом. Родишь мне сына или дочь. Если захочешь. Чтобы ты ни в чем не сомневалась, мы, например, заключим брачный контракт на пять лет. После пяти лет ты будешь иметь право по этому контракту уйти от меня в любой момент. Если захочешь. К кому захочешь. А может, захочешь и остаться. И… И всё.

Или он пьяный, только незаметно, или он псих, или он всерьез? – гадала Даша. Все три варианта ей не нравились.

– А если я скажу нет?

– По поводу чего? У меня сразу несколько предложений.

– По поводу встречаться. Я не хочу встречаться три раза. И одного не хочу.

– Почему? Из упрямства? Повторяю, это ведь не интимные какие-то встречи, я же сказал: встречаемся и говорим. Ты лучше меня узнаешь.

– И влюблюсь?

– Все бывает на свете.