Почти всеми возможными литературными средствами Вольтер наносил удары по старому порядку – церковному и политическому. Он прожил долго и был поразительно плодовитым писателем. Из-под его пера непрерывно и без конца выходили сатиры, романы, эпические поэмы, драмы. Он написал трактат о метафизике, исторический очерк об эпохе Людовика XIV, одноактные эротические комедии и высокопарные трагедии. Вскоре после его смерти в 1778 г. было издано полное собрание его сочинений. Чтобы их напечатать, понадобилось семьдесят томов. В художественном отношении Вольтер не был первоклассным писателем, но он был непревзойденным мастером самых острых литературных колкостей. Его фразы хлестали как плети по спинам лицемерных служителей церкви и мракобесов, защищавших старинные злоупотребления. Многие его книги и памфлеты в его дни вызывали восторг у читателей. Даже те, кто раздражался и громко возмущался, когда Вольтер нападал на них самих, восхищались его гением, как только он отворачивался от них и нападал на их соперника. Если бы Вольтер жил сегодня, он, несомненно, был бы знаменитым редактором невероятно дерзкой газеты с большим кругом читателей, вызывающей ненависть, но популярной.

Здесь невозможно пройти мимо личной жизни этого человека. Он не был образцом морали. После возвращения из английского изгнания он жил в очень близких отношениях с умной и распущенной замужней знатной дамой, мадам дю Шатле. Примерно в 1745 г. он на короткое время помирился с королевским двором и был назначен королевским историографом по настоянию не кого иного, как самой маркизы Помпадур. Но прошло немногим больше года, как он уже перестал быть желанным гостем при дворе и был рад покинуть Версаль. В 1749 г. мадам дю Шатле умерла, и смерть стала концом одной ее весьма отвратительной и постыдной любовной связи[124]. В 1751 г. Вольтер приехал в Берлин, откликнувшись на настойчивое приглашение другого величайшего европейца XVIII в. – Фридриха Великого, короля Пруссии. Фридрих хвалился, что он сам философ и управляет своим государством по правилам просвещенного разума. Почему бы ему и не стать покровителем Вольтера – второго Платона? Но король вел себя слишком властно, а Вольтер оказался недостаточно благовоспитанным, сдержанным и покорным гостем. В 1753 г. великий француз утратил всю благосклонность Фридриха, опубликовав сатиру на него самого, и после этого, обидевшись до глубины души, покинул Потсдам. В 1758 г. он поселился в красивом поместье возле Женевы и в нем провел свою старость. Он продолжал писать до самого конца своей жизни и с наслаждением вмешивался во множество споров, в основном защищая угнетенных гугенотов. В 1778 г. он наконец снова побывал в Париже после двадцати восьми лет отсутствия. Двор встретил его холодно, но академия, выдающиеся иностранцы, а также все ученые и литераторы приветствовали его как главного в мире борца за «просвещение». На представлении своей пьесы «Ирен» он сидел в своей ложе, увенчанный лавровым венком, и многочисленные зрители приветствовали его аплодисментами. Но волнения во время этих празднеств оказались слишком тяжелыми для него. 30 мая Вольтер внезапно заболел и умер. Рассказывают, что священники примчались к его постели, но он рассердился и сделал им знак уйти, и католическая церковь не получила предсмертной капитуляции одного из своих самых заклятых врагов.

От такого разностороннего писателя невозможно ожидать четкой и ясной программы или философии. Вольтер ставил себе цель сбросить с трона «суеверие» и заменить его «разумом» и гордо заявлял об этой цели. Он творил в XVIII в., когда современная наука была еще в детском возрасте. Решения многих вопросов естествознания, опровергнутые позже, тогда еще казались восхитительно разумными и правдоподобными. Главное влияние на жизнь его современников оказывали его колкие замечания в адрес притворщиков и шарлатанов, его постоянные безжалостные удары по старым злоупотреблениям, продолжавшим существовать лишь потому, что к ним относились почтительно, и то, что он (часто с большим риском для себя) горячо защищал никому не известных угнетенных людей. Хотя он и мечтал о будущем, он верил, что мир скоро будет преобразован без сильной борьбы и кровопролития. Он ожидал, что короли научатся править в соответствии с духом философии и что эти «просвещенные деспоты» сделают ненужными права народа. Он не верил в демократию. «Мы никогда не претендовали на то, чтобы просвещать сапожников и слуг, – писал он. – Чернь хочет руководства, а не обучения». Хотя он и поссорился с Фридрихом Великим, он признавал, что этот выдающийся пруссак имеет все полезные качества, которыми старательный и эффективно правящий король может наделить своей народ. Идеалом Вольтера был просто другой Фридрих, с которым лично он мог бы жить в ладу! Но современники Вольтера научились у великого философа не покоряться королям лучшей разновидности, а подвергать сомнению или даже отрицать все существующие авторитеты.

Роль конструктивного философа новой эпохи выпала гениальному человеку совершенно иного типа, чем Вольтер, – Жан-Жаку Руссо (1712–1778). Руссо был сыном женевского часовщика, то есть родился в маленьком швейцарском протестантском городе, который не был подвластен Франции. Однако свое влияние он оказывал на эту, более великую страну и в ней провел значительную часть своей жизни. В его лице мы тоже встречаемся с человеком, склонным к скитаниям и не строгим в вопросах морали. Его жизнь явно противоречила очень многим из его знаменитых догм и поучений. По его собственным словам, живя в Париже, имел пять детей от любовницы, имя которой он не назвал, и все эти дети почти сразу после рождения были отданы в сиротский приют. Позже он стал знаменитым писателем, которому покровительствовали знатные особы, побывал в Англии и, хотя провел последние годы жизни не совсем безупречно, умер в 1778 г. сравнительно респектабельным человеком. В последние десять лет жизни он, несомненно, страдал каким-то психическим отклонением и, вполне возможно, был не совсем в здравом уме. Вообще, во всех его сочинениях есть небольшая примесь психической ненормальности, которая в определенной степени усиливала их действие.

Сочинения Руссо почти невозможно отнести к какому-то определенному жанру. Их трудно назвать романами: хотя некоторые из них написаны прозой, они почти лишены содержания. Это и не поэмы, даже не претенциозные «поэмы в прозе». По формальным признакам их трудно отнести и к жанру эссе. Он чрезвычайно сентиментален, с точки зрения современного человека – сентиментален до нелепости. Но в XVIII в. такая чувствительность вызывала гораздо больше симпатии и восторга, чем в XX. Он в первую очередь «тот, кто описывает; а описывает он страсти человеческого сердца и красоты природы». К этому нужно добавить, что он применял этот интерес к человеческим страстям к проблемам экономики, законодательства и политической науки. Другими словами, у Руссо политическая философия стала очень человечной и потому удобной для понимания людьми, которые беспомощно отложили бы в сторону любой ученый трактат со строгими формулировками.