Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Решение пришло мгновенно – придется ей отправиться в гости к синьору Альпоне одной. И Полина кинулась к своей лошади.
«Ехать прямо, на площади повернуть, потом двинуться вдоль моря…» – вспоминала девушка указания хозяйки. Дорога вскоре вывела ее за город.
Лазурный Берег – поразительное место, где осень напоминает весну, и Полина, вдыхая полной грудью воздух, наполненный упоительными ароматами, зачарованно поглядывала на стройные пальмы, на гнущиеся под тяжестью плодов деревья. И не смогла удержаться от улыбки, когда вспомнила о Видоке, который в своем пыльном Париже лишен возможности лицезреть такие красоты. Бедный Видок… Не зря сыщик нахваливал ее, Полину, потому что в конце концов ей удалось обойти его!
Еще один поворот, и она увидит дом, в котором скрывается таинственный Полан, он же синьор Альпоне. Барышня Серова чихнула и недовольно потерла нос. Хм. Если человек меняет имя по своей прихоти и переезжает с места на место, стараясь не оставлять никаких следов, у него определенно должны быть причины для этого.
Дом, который занимал Альпоне, был до странного похож на виллу «Роза» в Раматюэле. Такое же здание простой планировки, в два этажа, без всяких украшений. И совсем не видно следов человеческого присутствия. Где-то неподалеку рокотало Средиземное море.
Тут инстинкт особого агента шепнул Полине, что идти в дом вот так запросто, без всякого прикрытия, небезопасно. Если хозяину и его сообщникам есть что скрывать, они без всяких колебаний расправятся с ней, а Полине такой поворот событий не слишком улыбался. Поневоле девушка пожалела, что не подождала возвращения Алексея и не поставила его в известность о своем открытии. Будь здесь ее немногословный, но надежный спутник, Полине было бы значительно легче.
Она обошла дом, стараясь, чтобы между ней и теми, кто находился внутри, всегда было какое-то препятствие, за которое можно спрятаться, если дела пойдут совсем плохо. Ставни в доме оказались плотно закрыты, а входная дверь заперта.
Солнце припекало. Полина достала платок и вытерла влажный лоб. «И что теперь?» – мысленно спросила она себя.
Лошадь фыркнула, переступила с ноги на ногу и покосилась на хозяйку большими умными глазами. Смирившись с неудачей, Полина взяла ее за повод и повела прочь, но тут бросила взгляд на море – и сердце ее встрепенулось от радости.
На берегу моря она различила одинокую фигуру. Человек стоял у самой кромки прибоя и вглядывался куда-то в даль.
Особый агент нумер два моментально приняла решение. Привязав лошадь к кипарису, она двинулась к морю, время от времени оборачиваясь на окна виллы, чтобы ненароком не схлопотать пулю между лопаток. Однако в большом белом доме все было совершенно спокойно, и Полина, немного приободрившись, успокоилась.
По мере того как она подходила ближе, фигура неизвестного на берегу обретала все более определенные очертания. Это был немолодой уже человек, невысокого роста, с совершенно седыми волосами, в поношенном сером сюртуке и темных панталонах. Он стоял, заложив руки за спину, и глядел на море. Казалось, ничто больше не волновало его.
Влажный песок скрадывал шаги, и Полине удалось подобраться к неизвестному почти вплотную.
– Месье Полан? – спокойно спросила она, стараясь унять бешено бьющееся в груди сердце.
Человек медленно обернулся. И в это мгновение мадемуазель Серова испытала самое большое потрясение в своей жизни.
Все разрозненные детали головоломки вмиг встали на место. Теперь Полина знала все. Но самое главное, что и Видок, и она, и Алексей с самого начала оказались на неправильном пути.
Ибо человек, стоявший перед ней, не имел никакого отношения к сокровищам французской короны. Да и не мог его иметь. Ибо он сам был сокровищем, таким, перед которым меркли золото и камни, как, впрочем, и любые другие земные блага. Эти светлые глаза, которые спокойно мерили взглядом потрясенную до глубины души Полину, видели пожар Москвы и солнце Аустерлица, битву при Ватерлоо и уединенный домик на острове Святой Елены. Они видели победы и поражения, почести и поношения, какие не снились никакому другому земному властителю. Тень целой эпохи уместилась в них, и этой эпохой был не кто иной, как император французов Наполеон Бонапарт.
В голове у Полины творился невообразимый хаос.
Так вот что означала карандашная пометка на мятом конверте! «ИН» были не инициалами, а всего лишь сокращением от «император Наполеон». Письма из шкатулки начинались с обращения «Дорогая Эжени»… Бернардиной-Эжени-Дезире Клари звали первую невесту лейтенанта Бонапарта, ту, которую он позже отверг из-за Жозефины Богарне и которая сейчас является шведской королевой Дезидерией[21]. А почему переписка велась именно с Римом? Боже мой, ведь в Риме жила его мать Летиция! Она скончалась 2 февраля, о чем говорилось во всех газетах… Вот поэтому-то в феврале из Рима исчезает Мертель-Карон, которому уже больше не надо было передавать письма матери и сына, и сам «месье Полан» из осторожности меняет место жительства. Месье Полан! Синьор Альпоне! Господи, а Полина еще так гордилась тем, что кое-что смыслит в шифровании! Как же она не догадалась, что обе фамилии составлены из букв имени Наполеона? Все было так просто – но каким сложным казалось…
Но тут Полина увидела глаза императора и поняла, что самые трудности только начинаются, потому что надо было хоть что-нибудь сказать, а она никак, ну никак не была готова к разговору. С Видоком, к примеру, девушка не церемонилась и в его присутствии не лезла за словом в карман, но то был Видок, а здесь…
– Ой, – вырвалось у Полины, и она окончательно смутилась и покраснела.
– Я знал, что кто-нибудь когда-нибудь непременно меня отыщет, – с расстановкой проговорил человек, стоявший на берегу. – Кто вы, мадемуазель?
Полина не знала, хочется ли ей провалиться под землю – или, наоборот, она не пожелала бы поменяться местами ни с кем из живущих. Девушка глубоко вздохнула. У человека, который стоял напротив нее, заложив руки за спину, был глуховатый, отрывистый голос. «Не может быть, чтобы все это не было сном, – метались мысли Полины. – Ведь Наполеон умер, скончался на острове Святой Елены много лет назад, в 1821-м. И вот он здесь. И разговаривает со мной. Или я схожу с ума?» Но, постаревший, с изможденным лицом, на котором жили только пронзительные серо-голубые глаза, император не утратил сходства с портретами, бюстами и гравюрами, запечатлевшими когда-то его изображение, и Полина, видевшая лишь некоторые из них, узнала бы его из тысячи.
– Кто вы? – повторил император свой вопрос, так как Полина молчала, собираясь с мыслями.