тянуло в подобные места, Сара. Эмбер знает это. Она пыталась досадить мне через тебя.

Я разворачиваюсь к нему, не обращая внимания на протесты головы и желудка.

– Тогда почему ты не порвешь с ней? Она нехороший человек, Крис. Она сегодня врала и интриговала, чтобы заманить меня сюда. Эмбер разлучит нас, если ты позволишь ей, и я знаю, что ты это понимаешь, однако продолжаешь водить с ней дружбу. И если ты думаешь, это не повлияло на то, как я реагировала на все, что произошло сегодня, начиная от того, что я искренне сострадала ей и хотела помочь, и заканчивая выслушиванием ее вранья, то ты ошибаешься.

Крис отводит глаза, опирается локтями о колени и опускает голову. Пальцы зарываются в волосы и остаются нам, как будто он пытается облегчить напряжение. Ему трудно заставить себя сказать то, что он должен сказать, и я, затаив дыхание, жду.

Потерев лицо, он выпрямляется, продолжая смотреть прямо перед собой, и с усилием произносит тихим, осипшим от волнения голосом:

– На следующей неделе… – поколебавшись, продолжает, – на следующей неделе годовщина маминой смерти.

Я чувствую себя проткнутым шариком, из которого медленно выходит воздух. В голове звучат его слова: «Всему свое время и свое место. Скоро ты поймешь, что я имею в виду, обещаю. Я прошу тебя довериться мне». Я не должна была на него давить. Мне надо было подождать.

Крис поворачивается лицом ко мне.

– Десять лет назад, в годовщину ее смерти, я повел Эмбер и ее родителей пообедать. Мы шли к машине, когда на нас напали двое вооруженных людей в лыжных масках.

– Ох, – выдыхаю я. – Нет, только не это.

– Я вырвал пистолет у одного из нападавших, и он убежал, но второй… – Он на несколько долгих минут устремляет взгляд вверх, прежде чем его взгляд вновь встречается с моим. – Я увидел его глаза и понял, что он собирается нажать на спусковой крючок своего оружия. Я застрелил его, но он все же успел выстрелить в родителей Эмбер. Он умер, но и они тоже. – Губы его сжимаются. – Убийца оказался шестнадцатилетним подростком.

Я прижимаю ладонь к животу. Кажется, меня сейчас стошнит.

– Крис, я…

– Я не виню себя за то, что убил его, Сара. Я видел его глаза. Видел, какой он безжалостный. Меня гнетет то, что я не застрелил его раньше, чем он убил их.

Я обвиваю его руками за шею еще до того, как он заканчивает, и слезы текут у меня по щекам.

– Мне так жаль, что я заставила тебя вновь пережить все это. Прости, Крис!

Он целует меня.

– Не надо. Не говори ничего, это мне жаль. Я должен был просто рассказать тебе. Должен был…

Я закрываю ему рот поцелуем, чувствуя соленый вкус своих слез на наших губах, и глажу его по лицу, по волосам. Мы прислоняемся друг к другу лбами, и я прижимаю ладонь к его щеке.

– Я люблю тебя. Я так сильно люблю тебя. Как ты мог подумать, что я буду осуждать тебя за это?

– Я убил шестнадцатилетнего и не испытываю вины, Сара.

Я немножко отстраняюсь, чтобы взглянуть на него.

– Ты положил это в ящик, Крис, и он заперт. И это единственно правильное, что ты мог сделать. Таким способом твое сознание защищается от того, что ты не можешь контролировать. Ты спас жизнь Эмбер и свою. Ты герой. Ты сам не знаешь, какой ты герой. Но я знаю. Знаю за нас обоих.

Мне приходится сглотнуть подкатившую к горлу тошноту.

– Мне ужасно жаль, что я пила сегодня, ведь я обещала тебе больше не делать этого. И мне жаль, что из-за этого я плохо соображаю и не могу придумать, что сказать. Как исправить все то, что я сегодня натворила?

Он берет мое лицо в ладони и заглядывает мне в глаза.

– Ничего страшного ты не сделала. Ты пыталась помочь Эмбер, а она плела свои интриги. Я сам допустил это, потому что слишком долго молчал.

– Нет, я наделала сегодня много глупостей, Крис, но хуже всего, что я не дождалась следующей недели, как ты просил. Теперь я знаю, что тайны тут ни при чем. Для тебя важно было выбрать самому, как, когда и где рассказать мне. Не знаю, как мне искупить мою вину. Не знаю даже, смогу ли я.

– Скажи, что ты сможешь жить с тем, с чем я порой не могу. Скажи, что знаешь меня и что больше не будешь сомневаться во мне.

– Я не могу жить без тебя, Крис, и больше никаких сомнений. Никогда.

Он долго вглядывается мне в глаза, потом откидывается на сиденье и привлекает меня к себе. Я кладу голову ему на грудь и слушаю, как бьется его сердце. Чувствую, что он хочет сказать что-то еще, но на этот раз жду, когда он будет готов.

– Я никогда не любил Эмбер, – тихо продолжает он после долгой паузы. – Я знал, что у нас с ней нет будущего, но после того несчастья не мог оставить ее, хотя она презирала меня, и я запутался в ее презрении и своем чувстве вины. Вот тогда-то я и ударился в крайности, и именно тогда на сцене появилась Изабель. Я хотел боли, и Изабель давала ее мне.

Я отклоняюсь назад, чтобы посмотреть на него.

– И при этом ты был с Эмбер?

– Никакого секса. Только боль. И Эмбер знала. Еще она возмущалась, что я не доверяю ей держать хлыст. Она ненавидела меня. Вряд ли кому-то захочется принимать наказание от человека, который его ненавидит.

– Она любит тебя.

– Вот уж не думаю. Она так запуталась, что и сама себя уже не понимает. А Тристан любит ее до безумия.

– Он избивает ее хлыстом. Это не любовь.

– Это Изабель избивает ее. Тристан отказывается делать это.

– Изабель?

– Именно. Когда я стал видеться с ней, Эмбер решила убегать от реальности тем же способом.

– С помощью хлыста.

– Да. И это еще одна причина для меня испытывать вину. Она пошла следом за мной по неверной дороге.

Крис сделал это со мной. Теперь я понимаю, что имела в виду Эмбер в тот день в мастерской.

– Вот тогда я понял, что мы разрушаем друг друга, – продолжает Крис, – и порвал с Эмбер, но сказал ей, что мы всегда будем друзьями.