— Послушайте, юноша, сейчас вскрывают могилы, как вы думаете, найдут моего сына, невестку и младенца?

Не зная, что ответить, Франсиско Леаль бежал из этой обители стариковских трагедий.

На кассетах Ирэне Бельтран были ее беседы с Дигной и Праделио Ранкилео, сержантом Фаустино и Еванхелиной Флорес.

— Передай их Кардиналу, чтобы он использовал их на военном трибунале, — попросила она Франсиско.

— Здесь записан и твой голос, Ирэне. Если тебя опознают, это будет для тебя смертным приговором.

— Меня все равно убьют, если смогут. Ты должен передать их.

— Сначала я должен обеспечить твою безопасность.

— Тогда позвони Марио, — сегодня же вечером я уйду отсюда.

Когда наступил вечер, появился парикмахер со своим знаменитым чемоданчиком превращений и заперся с Ирэне и Франциско в палате клиники, где подстриг их и покрасил им волосы, изменил рисунок бровей, подобрал очки, макияж, усы и применил всякого рода профессиональные хитрости и уловки, пока не превратил их в совершенно непохожих на себя людей. Не узнавая друг друга в новом обличье, молодые люди удивленно смотрели и недоверчиво улыбались: с этой новой внешностью им придется учиться снова любить друг друга.

— Ты можешь ходить, Ирэне? — спросил Марио.

— Не знаю.

— Тебе нужно это сделать без посторонней помощи. Ну, давай, девочка, становись на ноги…

Без помощи друзей, Ирэне осторожно слезла с кровати. Сняв с нее ночную рубашку, Марио едва не вскрикнул от удивления, увидев ее перевязанный бинтами живот и красные пятна от дезинфицирующего раствора на груди и бедрах. Он вынул из своего волшебного чемоданчика объемистую форму из пенопласта, предназначенную для симуляции беременности, и прикрепил ее к плечам и промежности девушки — к талии было нельзя — Ирэне не выдержала бы. Затем он надел на нее розовое платье для роженицы, обул в босоножки на низком каблуке и, пожелав ей удачи, поцеловал на прощание.

Позже, не привлекая внимания обслуживающего персонала, Ирэне и Франсиско вышли из клиники, прошли мимо автомобиля с темными стеклами, не спеша дошли до угла, а там сели в машину парикмахера.

— Побудете у меня, пока не сможете выехать из страны, — решительно сказал Марио. Он привез их к себе, открыл стеклянную, в бронзовой раме дверь, отогнал ангорских кошек и, скомандовав собаке занять свое место в углу, склонился в грациозном реверансе, приветствуя гостей, однако до конца проделать поклон не успел: Ирэне без сознания упала на ковер. Взяв ее на руки, Франсиско пошел за хозяином в отведенную им комнату, где больную уложили на широкую кровать с тонкими простынями.

— Из-за нас ты рискуешь жизнью, — сказал Франсиско взволнованно.

— Пойду приготовлю кофе. Никому не помешает, — отозвался, выходя, Марио.

В спокойной обстановке этой изящной комнаты Ирэне несколько дней восстанавливала силы, а Марио и Франсиско по очереди ухаживали за ней. Хозяин дома старался развлечь ее: то он читал ей фривольные романы, то играл с ней в карты или рассказывал нескончаемые истории — из своей жизни, о салоне красоты, о тех, кого любил, о своих путешествиях, о мучениях той поры, когда он был всего лишь презираемым сыном шахтера. Заметив, что ей нравятся животные, Марио поселил в ее комнате черного пса и кошек, а когда она заводила речь о Клео, менял тему разговора ему не хотелось, чтобы она знала о грустном конце своей собаки. Он готовил для Ирэне диетические блюда, оберегал ее сон и помогал Франсиско во время процедур. Для того чтобы внешний мир не нарушал ее покой, он закрыл окна, задвинул тяжелые шторы, изъял газеты и выключил телевизор. Если вдруг раздавалось завывание полицейской сирены, пролетали с грохотом вертолеты, похожие на доисторических птиц, звучало вдалеке бренчание кастрюль[58]или стреляли пулеметы, то он делал музыку громче, чтобы она ничего с улицы не слышала. Чтобы она побольше спала, он растворял барбитураты[59]в супе, а чтобы не нервничала, не упоминал в ее присутствии о событиях, потрясавших призрачный покой властей.

Именно Марио сообщил Беатрис Алькантаре о том, что ее дочь уже не в клинике. Он хотел было объяснить, что для спасения ее жизни нужно вывезти Ирэне за границу, но с первой же фразы понял, что мать не понимает серьезности ситуации. Сеньора жила в ирреальном мире, где беды были отменены декретом. Тогда он решил сказать, что Ирэне и Франсиско отправились в путешествие, воспользовавшись коротким отпуском: выдумка, конечно, невероятная, учитывая состояние здоровья девушки, — но мать в нее поверила, поскольку для нее годилось любое объяснение. Марио смотрел на нее уничтожающе: его раздражала эта эгоистичная, безразличная ко всему женщина, укрывшаяся среди элегантных ритуалов и ограниченных правил в своем герметичном салоне, куда не доходил ропот недовольства. В его воображении рисовался плот, а на нем Беатрис в окружении забытых и немощных стариков среди неподвижного моря. Как и они, Беатрис оказалась за пределами действительности, утратив свое место в этом мире. При первом же порыве урагана нового времени ее ничтожное благополучие развалится в одно мгновение. Затянутый в шелк и замшу, прекрасный образ оказался обманчив, будто отражение в кривом зеркале. Он вышел не попрощавшись.

Верная своей привычке, Роса подслушивала за дверью и теперь ждала Марио. Она сделала ему знак следовать за ней в кухню.

— Что с моей малюткой? Где она?

— Ей угрожает опасность. И нужно помочь ей уехать отсюда.

— В эмиграцию?

— Да.

— Господи, спаси и сохрани ее! Когда же я ее увижу?

— Когда диктатура рухнет, Ирэне вернется.

— Передайте ей от меня вот это, — взмолилась Роса, протягивая ему небольшой сверток. — Это горсточка земли из ее сада, пусть она всегда будет с ней. И передайте ей, пожалуйста, что незабудки расцвели…

Вместе с Еванхелиной Флорес Хосе Леаль был на опознании останков ее отца и братьев. Ирэне рассказала ему о девочке и попросила ей помочь: она была уверена, что помощь понадобится. Так и произошло. Во дворе следственного департамента на длинных столах, сколоченных из необработанных досок, было разложено содержимое желтых мешков: изорванная одежда, куски костей, клочья волос, заржавевший ключ и расческа. Еванхелина Флорес медленно обошла эту ужасную экспозицию и молча указала на каждый знакомый ей клочок: вот этот голубой жилет, вот этот порванный башмак, вот голова с несколькими уцелевшими зубами. Внимательно всматриваясь, она обошла столы три раза, пока не нашла хоть что-то от каждого из своих, доказав таким образом, что здесь были все пятеро. Лишь выступивший на блузке пот выдавал, каких огромных усилий ей стоил каждый проход вдоль столов. Рядом с ней шел священник, который не решался даже дотронуться до нее, и два писаря суда. Под конец девушка прочитав показания, недрогнувшей рукой подписала их и, с высоко поднятой головой, широким шагом вышла со двора На улице, когда за их спиной с лязгом захлопнулись ворота, она вновь стала похожа на крестьянскую девочку. Хосе Леаль обнял ее и сказал: