Стол накрыт со вкусом, горят свечи, ножей и вилок, как в ресторане, вино красное и белое. Арина ухаживает за мной, предлагает закуски, объясняя, где что. Виктор Иванович разлил вино, и застолье открыла Лариса Васильевна:

– Мы очень рады, что ты приехал, особенно, конечно, Арина. Хотя, ты в курсе, наши друзья очень надеялись, что у детей что-нибудь получится. Ивар уже снимается в кино и очень интересный молодой человек. Имя вроде бы древнегреческое и переводится как «воин». Однако правильно произносится Иварс, в Латвии принято добавлять в конце имени букву «с».

– Мама, прошу тебя… – мягко перебила Арина.

– Доченька, я просто рассказываю. Ты уже сделала выбор, мы все знаем. Я просто хотела обратить внимание, что и другие претенденты имели место. Нас связывает давняя дружба, но любовь ничему не подвластна, а для нашего папы самое главное счастье дочери, поэтому поднимаю тост за любовь.

Все встали и выразили звоном бокалов признательность этому прекрасному чувству, однако, когда говорит моя будущая теща, внутреннее напряжение не покидает меня.

– Чтобы мы не только ели, а каждый мог поделиться своими мыслями, предлагаю, всем по кругу высказаться, ответив на вопрос, чем для вас является роскошь? Владимир, начнем с тебя, я знаю, ты пишешь красивые стихи – Арина, конечно делилась со мной, – поэтому интересно послушать тебя.

Произнести тост по любому поводу для меня не проблема, но в данном случае я ощущал напряжение и даже давление, а я этого не переношу, хотя стараюсь скрывать.

– Роскошь каждый понимает по-своему. Сейчас для меня роскошь приехать из Ленинграда в Ригу и побыть вместе с любимой девушкой, но вообще существует извечное «да» и извечное «нет», и когда по пустыне бредёт человек… возможно, он даст совершенно иной ответ, когда просто воды нет.

Говоря о любви, я смотрел на Арину, а упомянув пустыню, взглянул на её маму.

– Спасибо, Владимир, мы тебя услышали. Арина, не хочешь высказаться?

Лариса Васильевна выжидательно умолкла, и я обратил внимание, как нервно она сжимает лежащий возле тарелки нож, словно сливая в ручку столового прибора не находящую иного выхода энергию.

– Мама, можно я не буду участвовать в обсуждении, хорошо? – мягко ушла от ответа Арина.

Лариса Васильевна вздёрнула брови, затем надела улыбку № 3, говорившую, что в этой семье она одна за все в ответе, и посмотрела на Виктора Ивановича. Тот аккуратно отделял рыбу от хребта и тоже всем видом показывал, что предпочел бы, чтоб обошлись без него.

– Сент-Экзюпери сказал, что нет ничего прекраснее роскоши человеческого общения. Именно за это я и предлагаю поднять бокалы!

Мы дружно выпили вина, затем выпили чаю, оценили красивые снаружи и вкусные внутри пирожные местных кондитеров. За это время снаружи выключили солнечный свет и включили лунный, все притомились, и пора было расходиться. Когда все встали из-за стола, Лариса Васильевна подошла ко мне, взяла под руку и повела на террасу. Я вспомнил ручку ножа, которую она сжимала за столом – сейчас она также импульсивно стискивала мою руку.

– Владимир, я понимаю, дорога, усталость, но нам бы все-таки хотелось определенности. Виктор Иванович очень уважаемый человек, ему не нужны какие-то лишние вопросы, недосказанности. Поэтому, пожалуйста, не медли, я тебя очень прошу. – На этих словах её пальцы буквально впились мне в предплечье. – Ты знаешь, о чём я говорю. Так будет лучше для всех.

Она выпустила мою руку, изобразила на своем красивом, чуть раскрасневшемся лице улыбку, и мы пожелали друг другу спокойной ночи. Я направился к себе. В гостиной уже никого не было. Воздух у меня в комнате дышал свежестью, а приглушенный свет делал её еще уютнее.

В дверь постучались. Вошла Арина.

– Забежала пожелать тебе спокойной ночи. – Она обняла и поцеловала меня. – Попозже, когда все уснут, приду к тебе, а сейчас уйду, до встречи.

Она улыбнулась и быстро исчезла, как и не было, а её слова остались и не давали мне прийти в себя. Не находя себе места, решил, что надо успокоиться и пошел в душ.

Хотя в дороге я провел часов десять и автомобиль доставил мне много хлопот, спать не хотелось. Ждать прямо в постели вроде как неудобно, а сидеть на кровати как-то странно. И вообще неизвестно, когда она придет. Я натянул шорты и футболку и улегся поверх одеяла, сочтя это разумным компромиссом. Около двух часов ночи, прислушиваясь к каждому шороху, пошел в туалет. Нервы уже были на пределе, крался на цыпочках, чтобы не разбудить Арининых родителей. Но проходя мимо их спальни, услышал резкий голос Ларисы Васильевны:

– Да ты импотент несчастный! Сколько я буду это терпеть?!

Ответы Виктора Ивановича долетали обрывками:

– Успокойся, пожалуйста… ты всех разбудишь…

Ссора продолжалась, но я уже миновал их спальню и юркнул к себе в комнату. Форма, тон и содержание услышанного не очень-то соответствовал образу культурной и образованной жены профессора. Вспомнилась её вечно выпяченная грудь, обтянутая тесной одеждой, и постоянный огонь во всём. Арина была совсем другой, она никак не стремилась подчеркнуть фигуру и вообще не выставлялась. Правда Арина стройная, чего нельзя сказать о её маме, но та для своего возраста выглядела весьма неплохо. И грудь у неё немаленькая – довелось лицезреть в фильме, на который мы с Ариной тогда наткнулись. С одной стороны, меня радовало несходство Арины с матерью, с другой, я недоумевал, как у такой пылкой женщины уродилась такая скромная дочь.

Дверь беззвучно приоткрылась, и Арина проскользнула в комнату. Я вскочил, и она очутилась у меня в объятиях. Не зажигая света, мы упали на кровать. Губы не путались в поцелуях, стремясь охватить все тело разом. Стянул с неё футболку, лифчик долой, глажу нежную грудь. Легкие пижамные штанишки слезли сами, глажу попу, отделенную от моих рук лишь тонким шелком белья, как бы невзначай пробираюсь под резинку крошечных трусиков, и сразу встречаю сопротивление. Шепот:

– Прошу тебя, не сейчас, родители рядом, не надо.

Шаги в коридоре. Похоже, Виктор Иванович. Арина замерла, скоро шаги затихли, затем возобновились и опять смолкли.

– Я пойду. Нервничаю.

Она нежно поцеловала меня, соскользнула с кровати, быстро оделась и тихонечко улизнула. А я лежал без сна и слушал тишину. На мне остался её запах, она любит французские духи «Poison». Аромат завораживающий, как Аринино семейство, но такое ощущение, что капелька яда не только в воздухе.

В комнате накурено, над столом слабый свет, дым, как туман, стелется слоями, отделяя головы от тел, и лица плавно колышутся вместе с ним, кругом бутылки с коньяком и пепельницы с окурками. Стипендия уже проиграна. Она и так невелика, с трудом концы с концами сводишь, а хочется как-то порадовать семью. Нина недовольна нашей жизнью. И мама тоже все время была недовольна отцом. Вот любишь женщину, а она не довольна. Всё делаешь, как она хочет: и в академию поступил, и в Ленинград вернулись – всё равно не так. Стараюсь что-то придумать, чтобы жить получше. В предыдущие месяцы выигрывал, и это очень пригодилось, а сейчас прямо беда. Да, мне нравится играть, но я играю, чтобы выиграть, чтобы заработать своей головой дополнительные деньги, и у меня это получается. А вот сейчас испугался, что оставлю семью без денег, и стал проигрывать – надо расслабиться. Вон Куницыну прет. Чистая куница, хорь хитрый, и прикуп всё в руку. Надо ломать, ломать карту, нельзя так сдаваться.