Единственным выходом из такой ситуации было забрать Илону и переехать в какое-нибудь солнечное и тихое место. Желательно к морю. И чтобы там винограда и яблок было немерено.

— Я вот тут подумал, — прервал мои сладкие грезы Данилыч, — что, если жители бежали от какой-то угрозы, которая нам неизвестна, но должна скоро прийти в эти места?

— Может, у них эпидемия началась? — предположил я и сам испугался сказанного.

Данилыч также замер, задумавшись над неприятным предположением, но после с облегчением вздохнул и привычно покрутил пальцем в воздухе:

— Была бы эпидемия, были бы больные или трупы — люди, спасаясь от заразы, не потащили бы ведь заразных больных с собой!

Это было очевидно, так что я выдохнул и немного расслабился. Впрочем, жители по какой-то причине действительно покинули поселок, так что нам следовало быть настороже.

— Помнишь, Данилыч, когда мы уезжали из той деревни, местные начинали заваливать проход в скалах? Нам еще пришлось поругаться и оттащить несколько деревянных щитов и булыжников в сторону?

— Думаешь, они готовились к чему-то? — поднял бровь Данилыч. — Кучи камней у них там были заготовлены основательные: ущелье завалили бы наглухо. Значит, было от чего закрываться. Ох, не нравится мне все это!

— Думаю, нам с Ками следовало бы обойти поселок еще раз, внимательнее осмотреть жилища, после чего поставим на крышу посменного часового.

— Это верно, — заметил Данилыч и вдруг вспомнил: — Я тебя ведь зачем на крышу позвал?

Я ожидающе наклонился к нему.

— Если мы тут надолго застрянем, на Гее, да и на Земле пройдет уйма времени. Может, стоит все-таки объяснить положение нашим?

Я подумал немного, затем кивнул, соглашаясь. Данилыч, заметив кивок моего шлема, хлопнул меня по плечу:

— Иди вниз, попей горячего, потом идите с Ками на обход. Я здесь покараулю пока. Иди-иди! — Он заметил, что я собираюсь возражать, хоть на моей голове и был непроницаемый для взглядов снаружи шлем. — Я подумать хочу еще.

И Данилыч, достав из-под тяжелого плаща универсальный бинокль, снабженный режимом ночного видения и много еще чем полезным, повернулся ко мне спиной, преувеличенно-пристально вглядываясь в грозовую ночь.

Оказавшись внутри хижины, которую я для себя, несмотря на ее размеры, так и не решался назвать домом, я первым делом откинул забрало и поглядел на потолок. Он был сложен из крепких с виду необструганных бревен, на которых и располагались камни, скрепленные глиной. Нигде не видно ни течи, ни даже мокрых пятен, хоть и нельзя было твердо это утверждать, так как горящий очаг давал слишком слабое освещение. В общем, довольно надежная конструкция, так что я мог не беспокоиться, что на меня неожиданно рухнет Данилыч, сопровождаемый лавиной камней и мокрой глины.

Внутренняя же обстановка занятого нами жилища ничем особенным не выделялась: глиняные горшки повсеместно, на полу и на полках, пара узорчатых кожаных одеял на стенах, каменные лежанки-нары вдоль одной стены, несколько невзрачных шкур на них… В общем, складывалось впечатление, что хозяева хижины забрали все самое ценное и унесли с собой. Остальное же оставили, надеясь вернуться обратно через какое-то время. Низенький проем без дверей в одной из стен вел во вторую комнату, заставленную, насколько я смог рассмотреть при слабом свете очага, огромными удлиненными горшками, напоминающими больше кувшины с широкой горловиной. Древние греки и всякие там египтяне обычно хранили в таких объемных сосудах зерно, но мне было лень подойти и проверить.

Удовлетворенный увиденным, я уселся к очагу, в котором ровно и без копоти горела все та же странная маслянистая жидкость. Мне в руки незамедлительно подали кружку с горячим чаем и местную лепешку из желтоватой муки, что так напоминала кукурузную.

— Данилыч посторожит пока, — сообщил я, обращаясь к Саньку. — Ты ему тоже принеси чаю и поесть, а потом мы с Ками его сменим.

Санек сморщил нос, но не решился выказывать недовольство. Прихватив лепешку и чай в Данилычевой кружке-термосе, он накинул на плечи клеенку и вышел в дождь.

Чай был крепок и сладок, а лепешка показалась мне настолько вкусной, что я на пять минут отключился от реальности, загнав внутреннее беспокойство в самый дальний уголок сознания. Когда я дожевал остаток лепешки и отцедил последний глоток чаю через зубы, чтобы не наглотаться лохмотьев крупнолистовой заварки, я заметил, что все сидящие у очага наблюдают за мной, включая вернувшегося с крыши Санька.

— Я вам денег должен? — неудачно пошутил я и тут же почувствовал себя полным дураком.

— Что дальше? — спросила у меня Люська. — Как я понимаю, это не кратковременный дождик?

Я помолчал, собираясь с мыслями, и объяснил присутствующим особенности здешнего времени, буквально по капле цедя информацию и каждую секунду ожидая бурю возмущений, женских слез, укоров…

К моему удивлению, взрыва не последовало.

— Какая разница, сколько времени пройдет в других мирах! — спокойно проговорил Санек. — От этого ни холодно, ни жарко. Моему папахану уж точно все равно, когда я вернусь домой: через месяц или через два года. Он, наверное, как зальет глаза, так и сам счет времени теряет!

Я оглядел остальных.

Имар невозмутимо сидел в углу на каменном лежаке и жевал лепешку. Ему-то уж точно нечего было переживать: на Пионе его ничего хорошего не ждало, да и не собирался он, по-видимому, туда возвращаться. Ками продолжала наблюдать за мной, и на ее личике тоже не было никакого смятения. Видимо, шебекские трущобы и технические туннели тоже спокойно переживут ее длительное отсутствие.

Я перевел взгляд на Люську.

— Все это ерунда, братик, — сказала она небрежно. — Раз я согласилась на эту авантюру, значит, на Земле меня ничто не держит. На вашей Дороге я тоже никого не знаю, так что горевать мне не о чем. Да и обо мне вряд ли кто горюет, кроме нескольких подруг. — Тут сестра неожиданно улыбнулась. — Только таких подруг в любом месте можно охапками грести… Так что я не жалею. Тем более что здесь я с Ками подружилась…

Ками с признательностью взглянула на Люську, та ответила ей улыбкой.

Да, если Ками стала твоей подругой, то в ее верности сомневаться не стоит. Вот только ошибок тоже допускать нельзя, а то от любви до ненависти — один шаг, а в ненависти Ками предпочитает совсем не женские способы действия. Надо будет как-то Люське об этом рассказать.

— Знаете, это даже интересно! — снова подал голос Санёк. — Представляете, сколько может поменяться в остальных мирах, если мы здесь надолго застрянем? Как ты говоришь — «в семьдесят пять раз быстрее»?

— И даже больше, — устало проговорил я. — Так что за здешний день проходит больше двух с половиной месяцев в других мирах.

— Прикинь, что будет, если мы здесь месяц проведем! — вытаращил глаза Санек. — Это же сколько на Гее и Земле пролетит?