Сам «объект» был скучен до зевоты. Гораздо более интересно было его окружение. Негласное окружение. Машину «объекта» всегда сопровождали белые «Жигули» или серый «Москвич». Меняясь через день. Или через два дня. Они выруливали из соседнего переулка и шли в 50 метрах сзади служебной машины.

А перед приездом «объекта» в подъезд заходил один молодой человек с «дипломатом» или сеточкой. Или другой молодой человек. Или третий. В зависимости от того, чье было дежурство. И выходил лишь после того, как «объект» проследует в квартиру.

Молодые люди особо не скрывались и, значит, вряд ли были преступниками. И значит, молодые люди, по всей видимости, были агентами наружного охранения. А «объект» — секретоносителем. То есть человеком, допущенным к каким-то государственным тайнам. Каким? Об этом знал он и высокое начальство, направившее к нему охрану.

Зачем за «объектом», за которым наблюдала «наружка», дополнительно наблюдать еще кому-то, было совершенно непонятно. Может быть, чтобы проверить добросовестность работы охраны? А может быть… Впрочем, наблюдателей это не касалось. Они только наблюдали. Так они были воспитаны, чтобы выполнять только то, что им поручали. Буквально. Без творческой инициативы.

Они только наблюдали, а делать выводы должны были другие.

7.15. «Объект» вышел из подъезда и сел в машину «Волга» черного цвета, номерной знак…

7.16. Машина с «объектом» двинулась в сторону улицы…

7.17. В сопровождение «объекта» встала машина «Жигули» белого цвета, номерной знак…

7.18. В сопровождение машины «Жигули» встала машина «Москвич» вишневого цвета, номерной знак…

7.21. Из подъезда вышел жилец квартиры номер…

7.23. В подъезд вошла неизвестная женщина. Портрет зафиксирован на видеопленке.

7.26. В подъезд…

7.27. Из подъезда…

Из подъезда…

В подъезд…

Из подъезда…

В подъезд…

И до вечера ни «Волг», ни «Жигулей», ни «объекта». Только жильцы и неизвестные мужчины и женщины. Скука смертная. Правда, хорошо оплачиваемая скука.

В машине «Москвич» вишневого цвета ехал Бригадир. Сегодня ехал на «Москвиче». Вчера на «Волге». Позавчера на «Запорожце». Позапозавчера на «Жигулях-шестерке». Бригадир каждый день менял машины, чтобы не примелькаться. В том числе менял непосредственно на маршруте. Заворачивал в известный ему переулок, выходил из «Волги» и неторопливым шагом шел за угол, где его поджидал «жигуль». Садился в «жигуль» и выруливал на трассу в полукилометре от «объекта».

Вообще-то этим делом должны были заниматься несколько самостоятельных опергрупп. Но опергрупп не было. Был один Бригадир и четыре принадлежащие ему машины.

Все эти машины Бригадир получил в свое распоряжение, дав объявление в местной прессе о найме легкового автомобиля. И оформив с желающими соответствующий договор и доверенности. Сделка стоила немалых денег, но зато обеспечивала его самым разным по марке, форме и цвету транспортом.

Бригадир пристраивался в хвост «Жигулям» охраны, не забыв пропустить между ними и собой несколько посторонних, выполняющих роль визуального буфера, машин. И двигался от дома «объекта» до ворот предприятия, на котором он работал. Дальше ход был закрыт. Дальше был кирпич, забор, ворота контрольно-пропускного пункта и вооруженные солдаты охраны подле шлагбаума.

Издалека Бригадир наблюдал, как солдаты отсматривали документы у водителя и пассажира «Волги». Пропускал развернувшиеся в сторону города «Жигули» охраны и возвращался обратно. «Жигули» он не сопровождал, потому что еще в первые дни доехал с ними до спецгаража местного Комитета. И убедился, что имеет дело с теми, с кем имеет дело.

Бригадиру было совершенно непонятно, зачем он должен пасти «объект», за который отвечает местное управление. В порядке ревизорского надзора?

Вряд ли. Для этого достаточно было бы одного-двух дней. Достаточно, чтобы убедиться, что местные коллеги службу несут исправно, хотя и формально. Сопровождать — сопровождают, но по сторонам глядят не очень. За многие годы однообразной, без единого ЧП работы их бдительность притупилась, и они уже не столько выискивают в толпе покушающихся на секреты отчизны иностранных диверсантов, сколько симпатичных девиц в задранных под горло мини-юбках.

Бригадир возвращался в город и шел в известную ему квартиру.

— Что у вас? — спрашивал он у дежурного наблюдателя.

— Объект. Водитель. Охрана. Плюс полста прохожих.

— Каких?

— Старых. И пятеро новых.

— Покажи.

Наблюдатель проматывал видеозапись и показывал пять новых лиц.

— Зафиксируй, — говорил Бригадир.

— Уже.

— А зачем мы его пасем?

— Затем.

Бригадир не знал, зачем они пасут «объект». Но догадывался, что вряд ли для того, чтобы доказать профнепригодность периферийного управления. За таким делом генерал свои лучшие кадры не послал бы. Здесь что-то гораздо более серьезное.

Что?

— Пошли к проходной кого-нибудь из наших.

Пусть присмотрит на всякий случай. А я спать. Через три часа разбудишь. А если «объект» зашевелится — раньше.

— Будет сделано, полковник.

— Бригадир я.

— Будет сделано, Бригадир.

Генерал Федоров полтора месяца выстаивал на коврах. На разных. Синтетических в родном ведомстве и натуральных, с полуторасантиметровым ворсом, в чужих высоких кабинетах. При всей несхожести длины ворса и узоров на всех тех коврах процедура, производимая на их поверхности с генералом, была подобна. Старшие товарищи укоряли генерала в нерадивом отношении к службе. Примерно в одних и тех же выражениях.

— Вы… вашу… не генерал! Вы… если не сказать хуже! Как же вы умудрились… угробить полвзвода личного состава… За не… …вашу!

Генерал периодически вставлял «Никак нет!» и «Так точно!». И большезвездочные оппоненты тоже вставляли. Со всем усердием.

— Ну что? Выспались? — сочувствовали генералу сослуживцы после очередной аудиенции.

— По полной программе!

Непосредственный начальник подал рапорт на снятие с генерала звезды. Кто-то же должен был отвечать за безвозвратные материальные и кадровые потери. Но рапорт неожиданно завернули, а непосредственное начальство вместе с его еще более высоким начальством и с генералом вызвали на очередной ковер. С очень пышным ворсом. С таким пышным, что не каждому маршалу топтать каблуками. А все больше носочками.

— Ну все, Федоров. Молись, чтобы только отставка и сто первый километр.

— А если не молиться?

— Тогда десять тысяч первый в направлении Заполярного круга.