сумраке ночи были одержаны великие победы, после которых надежда возвращалась в наши сердца. А новый свет… В нём, словно в небесном костре, сгорело всё, что связывало память с тем, что я считал прошлым. Теперь, думая о своих воспоминаниях, я не могу отделаться от мысли, что всё это я придумал, и моё детство, юность, влюблённость, познание мира — просто фантазии.

Эктелион начал подыгрывать словам друга, меняя мелодию в зависимости от интонации.

— У вас тоже так? — словно ища сочувствие, спросил Синда.

— Нет, — печально ответил Глорфиндел, дав команду собратьям остановиться, собираясь залезть на высокое дерево и осмотреться.

Оказавшись над землёй на высоте в половину крепостной стены, золотоволосый Нолдо снова заговорил: 

— Мы шли из Благословенного Края, где привыкли к негасимому сиянию Древ. Потом на Валинор пала тьма, которая пугала даже уроженцев Эндорэ, потому что никто из них не хотел вспоминать опасное прошлое на берегах Куивиэнэн. Свет Телпериона и Лаурелин был для них… — Глорфиндел задумался. — Те эльфы воспринимали свет, как символ безопасности. Глупо! Освещение лишь меняет цвет того, что нас окружает!

Услышав, как Эктелион начал подыгрывать теперь ему, военачальник лорда Турукано сделал важный вид:

— Давай торжественную музыку! Я хочу рассказать, чем обернулся для нас восход светил! Тилион удивил нас, даже впечатлил! К тому моменту передовые строители дорог и временных лагерей в Хэлкараксэ уже добрались до Эндорэ, воины и охотники прошли и того дальше, и пусть большинство тащились позади, было решено считать, что Майя Тилион приветствовал нас, вернувшихся на Родину. Но Ариэн…

Эктелион безошибочно почувствовал настроение друга, и снизу донеслась тревожная мелодия. Лаурэфиндэ не выглядел взволнованным или печальным, умело скрывая «постыдные» эмоции под маской злого веселья и цинизма, однако давнего приятеля-менестреля ему было не обмануть.

— Эта горячая женщина, получившая власть на небе, — скривился золотоволосый Нолдо, — растопила у нас почву под ногами! И пока вы горели вместе с лесом, мы слепли из-за отражающегося от снега света и тонули в ледяной воде, проваливаясь в трещины исчезающего с поразительной скоростью ледника! Айя Ариэн! Вечная сияющая слава!

— Неправильно ты рассказываешь, — брезгливо поморщился Эктелион, — ну кто же так мерзко говорит о важнейших событиях Арды?

— Любой, способный думать, — отрезал Глорфиндел, спрыгивая с дерева.

— Это явно не про тебя, — вдохновенно произнёс менестрель.

— Я видел лисью тропу, — перевёл тему военачальник, — проверю, повезёт ли мне в этот раз. Знаю, у меня не будет второго Питьо, но мне слишком понравилось дружить с рыжими хвостатыми хитрюгами.

— Прекрасно, — нараспев сказал Эктелион, — иди. А я пока расскажу, как на самом деле мы встретили первый восход новых светил. Ладно, это не совсем правда, зато именно мою версию будут рассказывать детям.

***

Галдор нагнулся к траве, поднял сухой черенок, критически осмотрел.

— Эта веточка прилетела издалека, — задумчиво произнёс Синда, — жаль, она не белая. Однако, я готов искать хоть сотню лет, хоть две.

— Даже совсем неопытный валинорский садовник сказал бы тебе, что за это время можно самому вырастить любой гибрид, если задаться целью, — чуть менее нараспев, чем раньше, сказал Эктелион.

— И ты не понимаешь… — начал было обижаться вдохновлённый искатель, однако менестрель отрицательно покачал головой:

— Нет, я понимаю сакральный смысл поиска тех самых деревьев, а не замены им. И знаю цену уникальности. А ещё, как музыкант, понимаю, для чего нужны драмы на ровном месте, трагедии из ничего и боль ради боли. Однако, друг мой, стараюсь сам в подобном не участвовать, хоть и не запрещаю это другим. Я даже готов присутствовать рядом и создавать соответствующую атмосферу, чтобы страдалось лучше.

Перестав изучать траву и мох, Галдор выпрямился, посмотрел на сотоварища и вдруг громко рассмеялся.

— Я могу и смешнее рассказать, — делая вид, что не всматривается в лес в поисках белых деревьев, загадочно произнёс Эктелион. — Рванул, значит, гордый и независимый от Валар народ Голодрим в Средиземье через страшные ледяные земли, где никто никогда ранее не бывал. Все ведь хотят подвигов и войти в историю. А Голодрим — гордые и независимые! Они любят врываться на страницы летописи так, чтобы в книге дыра прожглась. Что ты смеёшься? И пошли Голодрим такие все из себя на пафосе, размахивая шёлковыми знамёнами и прорубая себе путь сквозь льды мечами, сверкая глазами и доспехами, прямиком к Морготу! Долгим и трудным был пусть, особенно, если учесть, что, кроме знамён и брони никто ничего с собой не взял, даже шапки и перчатки, однако гордые и независимые от Валар Голодрим…

— Хватит, прошу тебя! — покраснел от хохота Синда.

Эктелион заиграл очень фальшивую мелодию, сильно переврав прославившуюся на весь Белерианд войсковую песню Второго Дома Нолдор.

— И с первым восходом светоча Исиль, — снова заговорил менестрель, — великий гордый народ весь разом ступил на землю Эндорэ. Мы, представляешь, сразу поняли, что вот здесь уже Средиземье. Прямо на камнях написано было и линия прочерчена.

— Знаешь, друг из Валинора, — глубоко вздохнув, выдавил слова Галдор, — если ты в таком стиле будешь рассказывать о том, как мы нашли Белую рощу, клянусь, я утоплю тебя в фонтане в моём саду.

— Будет обиднее, если это будет мой собственный сад, — печально вздохнул Эктелион, всем видом показывая, что готов заплатить любую цену за свободное творчество.

Искусство требует жертв.

То, что не суждено увидеть

Лисья тропа петляла среди мхов: зверь путал следы, убегая к воде. Похоже, поблизости были охотники, и жертва пыталась увести опасность подальше от дома и, если повезёт, спастись самой.

Наскоро набросав план пройденного вдоль ручья пути, Глорфиндел свернул вглубь леса. Странное ощущение, внезапно возникнув, усиливалось с каждым шагом: казалось, будто впереди некая «нехорошая» территория, от которой стоит держаться подальше, поэтому Нолдо, решив не искушать судьбу игрой с чужим колдовством, вернулся к воде и, перепрыгнув быстрый поток, оказался на другом берегу.

Тучи, прилетевшие с ветром, рассеялись, и Майя Тилион бросил сияющий луч с неба под ноги эльфу. Песок заискрился, словно кристаллическая крошка в часах, свет скользнул к воде, маня проследить за собой взглядом, сверкнул в журчащей прозрачной ряби, и Глорфинделу показалось на миг, будто в воде отразились белоснежные высокие башни.

«Нельзя вечно бежать от своих страхов, — вроде бы не насмехался