Ужаса, обретёт нового владыку, — Феаноринг подошёл вплотную и опёрся на стол руками: живой и металлической, не отличимыми на вид в перчатках, — лорда, являющегося подданным верховного нолдорана. Ты всё ещё пытаешься сказать мне, что земли Моргота не будут твоими?

— Ты считаешь, мне нужны владения на севере, за Железными Горами?

— Догадываюсь, что нет. Однако, расширив на карте границу, ты больше не будешь вторым в Белерианде по размеру королевства.

Верховный нолдоран устало поднял глаза.

— Ты совсем не в состоянии разговаривать со мной по-хорошему? — спросил он племянника. — Может быть, хотя бы попытаешься?

— Попробуй заставить, — всё так же жутко скалился Маэдрос, и Нолофинвэ покачал головой.

— Именно поэтому, Финвэ Третий, — вздохнул нолдоран, — я и хотел беседовать наедине: при свидетелях мне пришлось бы применять силу, чтобы ты был вежлив и почтителен со своим королём. Но когда нас никто не слышит, мне главное, чтобы ты узнал всё необходимое, а уж как на это будешь реагировать, останется между нами.

— Или ты просто постыдился сказать при свидетелях, что хочешь отправить меня и других героев войны с их семьями в земли, в которых невозможно жить.

Взгляд правителя выразил искреннее непонимание.

— Это неудачная шутка, Маэдрос, — спокойнее прежнего пояснил Нолофинвэ. — Ты говорил, в Битве-под-Звёздами армия Моргота была разбита, однако всего через десять лет… — Нолдоран печально рассмеялся. — Однажды я привыкну считать года по календарю новых светил, только сейчас не до этого. Просто представь, Маэдрос, всего за какие-то жалкие десять лет твари за Железными Горами расплодились так, что смели армию Кано и заполонили север Белерианда. Ты считаешь подобное возможным на голой мёрзлой земле?

— Моргот — один из Валар, — напомнил Феаноринг, понимая, что разговор принимает неудобный оборот.

— Манвэ говорил, что Моргот не может творить жизнь самостоятельно: ему необходимо брать имеющиеся формы и лишь потом изменять их. Искажать. Обращать во зло. Он не может из ничего создать полчище орков и пропитание для них.

— Морготу для этого необходима помощь Матери Трав и Зверей, да? — Задав вопрос, Маэдрос насладился произведённым эффектом: Нолофинвэ всерьёз испугался и не смог вовремя взять себя в руки. — Не хочется думать, что мы воюем сразу против всех Валар?

— Зато тебя, вижу, забавляет твоя исключительная храбрость, — собрался с духом нолдоран. — Однако, если ты прав, и Моргот — лишь остриё копья, которое направило на нас единое войско Айнур, в чём смысл осады? Если ресурсов достаточно…

— Валар не всесильны, — повторил слова отца Феаноринг, — иначе орки не расселялись бы вне земель своего драгоценного покровителя.

— Или они такие же безумные властолюбцы, как я, — широко улыбнулся Нолофинвэ, — и тоже рисуют на картах обширные несуществующие границы. Но мы отвлеклись. Если осада не приведёт к победе измором, каков твой план, будущий король самых кошмарных территорий Арды?

— Защищать границы, параллельно работая над созданием орудий, способных рушить горы. По-другому нам не добраться до Моргота.

— Мы будем тянуть время, и орки снова расплодятся.

Маэдрос кивнул, но на самом деле думал совсем о другом: лорд Химринга представлял, как идёт по выжженной войной, залитой кровью и заваленной телами друзей и врагов Земле Страха и Ужаса, опустевшей и мёртвой, теперь условно принадлежащей ему, и понимал — это совсем не то будущее, к которому хочется пробиваться с боем.

— Твои братья не вступают в ряды осаждающих? — очень вовремя задал вопрос верховный нолдоран. — Берегут свои армии до твоей победы? Как думаешь, зачем?

«Сильмарилей три, а нас семь», — нежеланная мысль снова напомнила о бездействии родни во время плена.

— Я бы посоветовал тебе настоять на их вступлении в ряды твоей армии, — смотря в глаза племянника, продолжал говорить Нолофинвэ. — И оставил бы их на наиболее опасных рубежах. Но, конечно, так поступают только злобные узурпаторы, а честные братоубийцы не опускаются до подобных интриг.

Хмыкнув, Маэдрос промолчал и отошёл от стола.

— Обмен любезностями окончен? — спросил верховный нолдоран. — Мы сможем обсудить наши планы и составить списки необходимых ресурсов для дальнейшей войны при советниках?

— Пожалуй, — отозвался Феаноринг, снова смотря на портрет дочери, — я нужен на Ард-Гален, и чем быстрее вернусь, тем лучше.

Искусство требует жертв

Огоньки затанцевали в траве, закружились, ускоряясь, словно подхваченные ветром бабочки.

— Здесь захоронение, — пояснил Галдор, отступив назад.

— Его стерегут птицы? — изобразив невинность, спросил Эктелион.

— Не думаю, что пернатым есть дело до погребённых в земле тел, которые нельзя склевать, — сделал вид, что не понял шутку, Синда. — Это у вас, менестрелей, погибших оплакивает и небо, и река, и травы… Что и кто угодно, кроме близкой родни. Видимо, матери и жёны скорбят недостаточно романтично.

Идущий чуть позади Глорфиндел, казалось, побледнел. Или просто дневной свет изменил цвет лица прекрасного эльфа.

— Здесь земля топкая, — сказал золотоволосый Нолдо, останавливаясь. — На болоте точно не растут деревья. Поворачиваем южнее.

Равнодушно пожав плечами, Эктелион заиграл мелодию для переклички с собратьями и прислушался к ответам.

— Не все отозвались, — делая вид, что не волнуется, произнёс менестрель, хотя сердце упало: вспомнилась страшная находка в трубе водоотвода в пригороде Альквалондэ. — Но по цепочке передают, что всё в порядке. Не смотри на меня так, Лаурэфиндэ! Я просто не хочу, чтобы наша бессмысленная авантюра обернулась трагедией.

Эктелион был уверен — Галдор сейчас начнёт свою обычную песню про желание и выпавшую, наконец, возможность войти в историю, про шансы на успех, которые каким-то чудесным образом зависят от целеустремлённости, даже если цель абсолютно абсурдная, однако ничего подобного не произошло, и Синда, просто отмахнувшись, пошёл вперёд в обход болота.

Ладья Майэ Ариэн соскользнула за лес, небо почернело и засияло россыпью крупных звёзд. Галдор заметно повеселел.

— Год сменяет год, — улыбаясь, сказал единственный эльф, по-настоящему веривший в осмысленность похода, — мои глаза давно привыкли к свету Анора, но каждый раз, когда наступает ночь, я радуюсь душой. Когда на небе впервые появились яркие светила, у меня в саду перепугались птицы, а в окрестных лесах пропала дичь. Потом стали гибнуть привычные мне цветы и деревья, и пусть на их месте поднимались над землёй новые юные растения, ощущение безвозвратно ушедшего прошлого не покидало. Да, под светом звёзд нас едва не уничтожили орки, а враг с севера пытался поработить, но в ласковом