притом что использует только стандартные четыре-пять лекарств? А еще называет себя врачом. И почему мы продолжаем ходить к нему?

Из кабинета вышел находившийся там пациент, и сквозь матовое стекло было видно, что доктор направился к кабинке. После целого дня общения с дураками и безрассудными вояками доктор Пеймастер пребывал в дурном расположении духа. Все утро он потратил на то, чтобы убедить соседей, что заставить муниципалитет что-то починить и улучшить можно только через демократические процедуры – петиции, избирательные урны или судебные процессы. То, что канализационные трубы смердят, еще не является основанием для того, чтобы опускаться до помоечного уровня беспорядков, чинимых правящей партией, или устраивать массовые протесты, чтобы запугать муниципалитет. В конце концов они согласились испробовать его методы борьбы. Однако после их ухода ему пришлось целый час спорить с газовой компанией о замене газового баллона, пытаясь объяснить идиотам, что, если он не сможет зажигать горелки и стерилизовать инструменты, амбулаторию придется просто закрыть. Но эти кретины ничего не понимают. Как страна сможет вести войну при таком уровне управления? – недоумевал он.

То, что сказал Густад, тоже настроения ему не улучшило.

– Надеюсь, вы строго следовали моим предписаниям? Или что-то в них меняли? Не давали больше энтеровиоформа? Или сульфагуанидина? Я знаю, как вы их любите. – Его ворчливость удивила даже фармацевта. – Но самая большая проблема знаете в чем? Каждый хочет быть врачом. Хуже того, каждый считает, что он и есть врач.

Вскоре Густад ушел с новым списком таблеток. «Как он смеет говорить такие вещи?! Пользуется тем, что мы знакомы уже много лет. Что он о себе возомнил? Сначала говорил – вирус, теперь – колит. Легко ему бросаться новыми диагнозами. Врачи думают, что все остальные – тупицы».

К тому времени, когда проходил мимо «Птичника», он уже широко зевал, прилагая огромные усилия, чтобы остаться на плаву в буре собственных мысленных нападок на доктора Пеймастера. В Доме было временное затишье. Здесь, как и в любом бизнесе, дела шли с чередованием приливов и отливов. Паанвала Пирбхой, отдыхая в ожидании нового наплыва клиентов, расставлял и переставлял свои подносы и баночки. Когда Густад поспешно шел мимо, хромая больше обычного, он не удержался и окликнул его:

– Аррэ, джентльмен, привет, как дела?

Густад подумал, что его пытается завлечь один из множества сутенеров, то и дело шнырявших около входа, потому что Пирбхой повторил любимую форму приветствия этих субъектов с тонкими, как карандаш, усиками, щедро набриолиненными волосами, кричащими шейными платками и заискивающими улыбками, субъектов, которые не упускали ни малейшей возможности подкатиться к потенциальному клиенту. Несомненно, Пирбхой подхватил эту формулу у них. Густад обернулся, увидел, как он ему машет, и понял свою ошибку.

– Привет, джентльмен! Вы не мистера Мохаммеда снова ищете?

– Нет-нет, все в порядке. Эта проблема теперь улажена. – Что еще он мог сказать об этом негодяе? И о чертовом Билимории?

– Гулямбхай был здесь как раз сегодня утром, – сказал Пирбхой. – Он выглядел очень озабоченным и расстроенным. Я спросил его, что случилось, но он ничего не ответил. Вы не знаете, что произошло?

Густад покачал головой и продолжил свой путь.

– Постойте, постойте, – снова окликнул его Пирбхой. – Я сделаю паан для вашей ноги. Он укрепит ваши кости. Вы не будете больше хромать.

– Нет необходимости. Все хорошо.

– Нет, хузор[214], не хорошо, – не сдавался паанвала. – Я же вижу, как сильно вы хромаете: вверх-вниз и из стороны в сторону – вихляете, как катер, отчаливающий от «Аполло Бандера»[215] в сезон муссонов.

Густад убрал паруса, выпрямил курс и, сделав несколько шагов, продемонстрировал твердость походки.

– Видите? Все в порядке.

– О да. Теперь вижу. Значит, проблема не в ногах, а в голове. И для этого у меня тоже есть паан.

Не ожидая согласия, он быстро принялся за дело, открывая банки, обрезая лист, измельчая орех.

Почему бы и нет, подумал Густад.

– Ладно. Только что-нибудь не слишком дорогое.

– У всех моих паанов разумная цена. У всех, кроме одного. Но этот вам понадобится, только если вы соберетесь посетить Дом.

– Вы все еще делаете палунг-тоде?

– Пока существуют на свете мужчины, будет существовать и палунг-тоде.

Как он постарел, отметил про себя Густад. Крупные руки Пирбхоя не утратили мастерства и сноровки, но пальцы стали узловатыми, а ногти пожелтели, как старый газетный шрифт.

– Я с самого детства помню вас продающим здесь пааны.

– О да. Я тут давно.

– Можно спросить, сколько вам лет?

Пирбхой рассмеялся.

– Если вы можете сосчитать все годы, отпущенные мне до дня моей смерти, и вычтете из них годы, которые мне до него еще остались, вы получите мой нынешний возраст. – Он сложил лист бетеля и подвернул уголки.

– Попробуйте и скажите, как вам.

Густад широко открыл рот и запихал в него паан, который еле там помещался.

– Очень славно, – неразборчиво пробормотал он. – Сколько?

– Всего одна рупия.

Перед тем как сесть в автобус, Густад выплюнул половину. На вкус это была смесь сладкого с кислым, немного острым, а еще терпким и горьковатым. Во рту начало появляться необычное ощущение.

Подходя к Ходадад-билдингу, он избавился от остатков паана. К этому времени онемение распространилось и на его сознание, что отнюдь не было неприятно, однако мешало думать о советах доктора Пеймастера. Он открыл дверь ключом.

– Диншавджи? Что привело тебя сюда?

– Прости за беспокойство, – пробормотал гость. – Это очень важно.

Дильнаваз заметила красноту на губах Густада, учуяла горьковато-сладкий запах и возмутилась:

– От тебя ужасно пахнет! Ведешь себя как миа ланда![216]

– Извини, Дильну, дорогая, – слабо произнес он и отправился в ванную, где прополоскал горло и почистил зубы с пастой, это помогло устранить красноту и запах. Но онемение продолжало окутывать его мозг, когда он вернулся в комнату.

– Что сказал врач? – спросила Дильнаваз. – И с чего ты вдруг решил жевать паан?

– Паанвала Пирбхой сказал, что это будет полезно для моей ноги. – Он потер лоб. – Можно чашку чая?

– Вы, мужчины, как дети. Столько глупостей делаете. – Она вспомнила, как он вылил чай в раковину. – На сей раз ты уверен, что тебе хочется чаю? – Однако Густад был слишком далеко, чтобы уловить сарказм, и просто покорно кивнул. – Так что сказал врач?

– Наговорил всякого дурацкого вздора. Что мы не соблюдаем как следует режим отдыха и диету. Он нас во всем винит! Хочет положить Рошан в больницу. Всем известно, что случается в больницах: всякие ошибки и накладки – то не тот укол сделают, то лекарства перепутают.

Диншавджи согласно кивнул.

– В больницу можно ложиться, только когда ты готов умереть, вот что я всегда говорю.