— Хорошо… — устало сказал он. В его голосе уже не было прежнего ликования. Казалось, Белиньи в какой-то момент уже пожалел о содеянном, — проблемой меньше… — он задвинул шторы и окинул взглядом лица стоящих вокруг командиров, — но помните, господа, если мои разведчики не врут, через пару недель к стенам Ротбурга подойдёт объединённая армия трёх земель. Надо оказать им подобающий приём. Чтобы здесь, у стен замка, они и остались.

Глава 21

***

Герцог ошибся лишь в одном: не в двух неделях — но в двух днях пути от замка Вилленхоф, всхрапывая, ржали кони, лязгали доспехи, отмечая неровный шаг множества людей. С переливчатым стеклянным звуком звенели сбруи, и, подхваченный ветром, хлопал шёлк вскинутых в небо знамен.

Артлин и его соратники вновь разделили встретившиеся было армии и продолжили путь на восток: Вельдис и его отряды конницы двинулись к замку по торговой дороге, тогда как остальные остались возле речного устья, чтобы осуществить дерзкую задумку Артлина — дойти до Ротбурга по реке.

Золтан оказался прав: Бевельфлоу замерзла у самых порогов. Меж острых камней нависал желтоватый лёд, и из-под его глыб, шипя и бурля, рвалось непокорное тёмное течение.

На то, чтобы разбить и расплавить лёд, у магов ушел целый день. Меж намёрзших глыб были забиты стальные клинья. Бойцы Мистры расставили вдоль порогов огромные котлы, в которых развели огонь. Очень скоро речной лёд зиял синеватыми изломами и курящимися паром проталинами.

Арти и остальные командиры расчищали пороги вместе со своими солдатами. Золтан забивал клинья, Киба, Артлин и Родерик откалывали лед ударами больших горных молотов. Штерн обходил пылающие котлы и подбрасывал в них поленья.

Когда на замерзшую реку опустились густые синие сумерки, работа была закончена: тонкий, оплавленный лед, озаренный огнями пылающих котлов, покрыла сетка крупных, ветвящихся трещин. Вдоль порогов темнели протопленные полыньи, и в них, переливаясь через край, бушевали чёрные волны.

На зазубренные клинья накинули канаты. Стоящий на берегу Барвис подал сигнал, и сотни человек, рассыпавшихся вдоль русла, разом дёрнули за веревки, и лёд разошелся с оглушительным треском. Потоки воды забились меж расколотыми льдинами и, ломая и сталкивая их, потащили по направлению к морю, протискивая блестящие глыбы меж белеющих во мраке камней.

Лед хрустел, трещал, с гулким стоном ломался, и река неистовствовала, бурля, накатывалась на берега, вспухала рябью и гребнями волн, освобождаясь от холодного плена.

Сбросив остатки льда, Бевельфлоу вернулась в привычное русло, и вновь потекла медленно и величественно, перехлёстывая через пороги и редкие, выступающие камни.

— Ну и работка! — Киба уселся прямо в снег и поднес к глазам опухшие, истёртые до кровавых мозолей ладони, — думал, спину надорву.

— Погоди надрываться, — Артлин взглянул на освобождённую реку, — если корабли не пройдут пороги, придётся им помогать.

— Тёмные просто лопнут от страха, когда мы подойдем к ним с двух сторон, — Киба рассмеялся, — Арти, — отсмеявшись, добавил он — твой первый план был таким дурацким, но работал. Новый план хлеще прежнего, но поди ж ты, работает ещё лучше!

— То ли хвалишь, то ли ругаешь, — усмехнувшись, заметил Артлин, — в том и смысл: план и должен сводить их с ума.

Лежащий в снегу болотный маг повернул голову и пристально посмотрел ему в глаза.

— Ты сам-то с ума не сходишь?

— Ты о чём?

— О Шерин. Ты скучаешь по ней. Это видно.

— Скучаю… — Арти тяжело вздохнул. Надев капюшон, он взглянул в тёмно-синее беззвёздное небо, — а может, и впрямь с ума схожу. Вообрази: вчера, когда уснул, мне показалось, что она рядом. Даже будто видел, как она из палатки выходит на рассвете…

— Сны — это сны, приятель, — философски заметил Киба, — тебе не хватает её. Привык ты к ней, потому и видишь её везде… Но слушай: меньше думай о ней, и больше — о том, как нам войну закончить. И тогда встретишься с ней даже раньше, чем надеялся.

Толстяк неожиданно замолчал и ткнул пальцем в сгущающуюся темноту.

— Гляди, — сказал он тихо, — наши корабли идут.

Арти взглянул вдаль. К порогам Бевельфлоу, чуть кренясь под ударами ветра, бесконечными потоками плыли длинные парусные галеры. Паруса напряженно трепетали, ловя холодное дыхание морского ветра, и пойманный бриз колотился в них, как птица, хлопая складками грубой ткани.

Корабли достигли порогов и медленно поползли через них, борясь с ленивым, но мощным течением. Иногда окованные сталью борта ударялись о камни, и тогда над мерцающей гладью вспыхивал пучок быстро гаснущих искр. Теснясь и стукаясь друг о друга, суда медленно вползали в холодные воды Бевельфлоу.

— Помнишь, как ты рвался в боевые маги? — Артлин перевёл взгляд с кораблей на лицо Кибы. Тот лишь кивнул.

— Ещё бы. Дурак?

— Мы оба те ещё дурни. Тьфу, сбылась же мечта.

— Может, и остальное сбудется, — мечтательно сказал кудрявый. Отведя взгляд от Арти, он посмотрел вдаль, — у меня с фермой. А ты на восток съездишь, как собирался.

— У нас. Поедем вместе. Подождёт твоя ферма.

Глядя на тёмную, степенно текущую воду, Киба вдохнул, словно собираясь что-то сказать, но вместо этого лишь порывисто махнул рукой и тяжело поднялся с утоптанного снега.

— Хочешь, принесу тебе чего-нибудь поесть?

— Лучше выпить. Если в обозе хоть что-то осталось. Слушай, — сказал Арти, когда Киба уже отошёл, — она мне снится. Каждую ночь снится.

***

Вырываясь из давящих объятий обточенных ветром скал, окружавших Ротбург и замок Вилленхоф, река чуть меняла своё направление. Распадаясь на каскады плещущих брызг, она широкой петлей постепенно сворачивала к северу и долгое время бежала через густые, дышащие смолистой прохладой леса, то расходясь рукавами искрящихся потоков, то собираясь вновь в своём прежнем русле, глубоком и тёмном, с дном, оплетенном сетью распухших от сырости корней и осыпанном бесцветной, темной, чуть рыжеватой хвоей.

С мая по август река, бурля и играя в лучах солнца, катила свои прозрачные воды через чащу, и расцветающий зелёный лес спускался к ней космами изумрудных трав и ярких цветов, тянул ветви к теплому, искрящемуся потоку, который, не замедляя своего бега, катился на запад.

Потом наступала осень и начинался сезон дождей. Лес, как подожжённый, вспыхивал, одеваясь в яркие краски, а затем медленно тускнел и темнел, роняя в серую, притихшую воду горстья мёртвых листьев. Желтея, постепенно иссыхала