Тогда, засев в комендатуре, он мыслил в другом направлении. Голова работала четко, решения принимались даже вроде как сами собой. Он приметил у комендатуры мотоцикл, явно бывший на ходу. В комнате с телефонным аппаратом на столе, где, похоже, заседал комендант, увидел винтовку и даже патроны к ней. Окно этого помещения вело во двор. И, по примеру Отто Дитриха, он решил поверить в знаки.

Когда мотоцикл не удалось удержать, Дерябин словно почувствовал это за мгновение до аварии. Потому, перелетая через руль, успел сгруппироваться: тело само припомнило не только навыки, полученные на изнуряющих тренировках в диверсионной школе, но и занятия в спортивных лагерях Осоавиахима. Сгруппировавшись, пришел на плечо, тут же сделал кувырок, встал сначала на все четыре, потом сразу – на колени. Мир вокруг еще кружился каруселью, но Дерябин, быстро опомнившись, поискал глазами и нашел выпавшую при падении мотоцикла из коляски винтовку.

Полуторка приближалась.

Подхватить оружие и быстро зарядить не составило труда для человека, сдавшего все положенные нормы на значок «Ворошиловского стрелка». Наоборот, Николаю казалось – руки делают все сами, прежде чем голова успеет подумать, а он – принять нужное решение. Первый выстрел Дерябин сделал пристрелочным, даже не надеясь остановить погоню. Хотя с такого расстояния вряд ли промахнулся бы любой, мало-мальски умеющий обращаться с оружием. Вторым выстрелом он остался доволен – полуторка враз вильнула, словно большой раненый зверь, и остановилась.

– Все хорошо, прекрасная маркиза, – проговорил Дерябин, медленно водя стволом из стороны в сторону и нашаривая цель. – Все хорошо, все хо-ро-шо…

Выстрел.

Пробитое правое колесо заставило грузовик просесть. Дерябин обернулся, прикидывая расстояние между собой и лесом. А затем повернулся к полуторке, устроился поудобнее, снова прицелился.

Сколько их там? Двое? Максимум. Даже если один, даже если ранен – все равно не стоит поворачиваться к машине спиной.

Шевеление со стороны кузова.

Не задумываясь, Дерябин плавно переместил в ту сторону ствол винтовки, мягко нажал на спуск. Пуля отбила щепку от кузова как раз на уровне головы того, кто прятался с той стороны.

– Куда лезешь, – процедил Дерябин, посылая в патронник новый патрон. – Куда ты прешь, сволочь… В войну играешь? Ну, давай, давай, вылазь.

Снова движение, теперь уже с другой стороны, у капота.

Выстрел.

Дерябин вдруг вспомнил – а ведь у машины есть бензобак. Для этого достаточно попасть в карбюратор, и связанный с ним топливный резервуар рванет, вместе с ним – вся машина. Сколько бы людей за ней ни пряталось, один или двое, придется выбегать на открытое пространство.

Николай устроился поудобнее, чуть сменив позицию. Даже потрепал винтовку по ложу.

Теперь все решится даже быстрее, чем он полагал.

И тут же услыхал, как его называют по фамилии.

– Дерябин! Слышь, Дерябин?

Дробот.

Какого черта ему надо!

Сдаваться хочет? Вот смеху-то будет…

Когда машина встала, а окровавленный Родимцев сполз по сидению вниз, Дробот слегка опешил.

Но, быстро оценив ситуацию, распластался на сидении, накрыв собой раненого капитана, затем дотянулся до ручки, открыл дверцу, выбросил наружу автомат. После, проворчав: «Извини, Ильич!», перебрался через него к выходу, выбрался из кабины, подхватив обмякшее тело Родимцева, выволок его наружу.

Устроив капитана у заднего колеса, прислонив спиной к баллону, Роман, взяв автомат, осторожно попытался выглянуть из-за кузова. Прицельно выпущенная пуля заставила его отпрянуть, и совершенно не к месту вспомнилось – а ведь эта сволочь до войны была «Ворошиловским стрелком», Дробот как-то слыхал об этом краем уха. Ничего особенного, многие сдавали этот стрелковый норматив. Но сейчас Роман отчетливо понял: значки давали заслуженно. А он в свое время не слишком этому верил, особо не стремясь получить навыки меткой стрельбы.

Переступив через лежащего Родимцева, он попробовал высунуться с другой стороны. Пуля Дерябина отогнала его и оттуда. Прижавшись спиной к кабине и держа автомат в опущенной вдоль тела руке, Дробот лихорадочно думал, как долго это может продолжаться и чем, в конце концов, закончиться. Всю жизнь Дерябин не сможет вот так прятаться за перевернутым мотоциклом, не давая ему высунуться. Но и он сам не хотел стоять тут чуть не до Страшного суда, боясь показаться противнику, который, надеясь, что напугал Рому, немного обождет, да и двинет рысью к лесу.

Родимцев застонал.

Взглянув на него, Дробот увидел – капитан открыл глаза и смотрит прямо перед собой.

Потом веки вновь опустились.

– Дерябин! – повторился крик. – Слышишь меня?

Голос доносился со стороны капота, и Николай переместил ствол в том направлении.

– Слышу! – выкрикнул в ответ. – Страшно стало?

– Поговорим?

– О чем?

– Ты узнал меня, правда?

– Ты мне сниться будешь, Дробот!

– Так поговорим?

– Я тебя слушаю!

– Так и будем орать?

– Выходи! Давно не виделись!

– Ну да, нашел дурака!

– Страшно?

– Стреляешь метко!

– Заметил? То-то! Валяй, только покороче!

Со стороны капота вновь обозначилось движение, и Дерябин пальнул туда, словно показывая, кто здесь все еще главный.

– Не стреляй! – донеслось из-за машины.

– А ты не лезь, куда не надо! Говори так, чего хотел! Времени мало!

Повисла короткая пауза.

– Тут ты прав, времени нет совсем! – откликнулся Дробот. – Мы одни сейчас. Родимцев готов. Ты его достал, старлей! Или ты уже не старлей?

– Какое твое собачье дело? – Теперь паузу выдержал Николай. – Так что, командир твой спекся, говоришь?

– Совсем. Он меня расстрелять хотел.

– За что?

– А ты – за что?

Дерябин не сдержал короткого смешка.

– Слышь, Дробот, у тебя судьба такая! Тебя все кругом хотят расстрелять!

– Ты сам видел, я под арестом сидел.

– Ну, видел. Что с того? Не тяни резину, чего надо?

– Мы хоть как повязаны теперь, Дерябин! Мне обратно нельзя, при любом раскладе. Тебе – тем более, для тебя даже раскладов при таких делах не придумали! Скажешь, не так?

Он прав. Дерябин, лежа в укрытии за мотоциклом, вынужден был это признать.

– Не молчи, старлей! Прав я или нет?

– Ты как герр Дитрих прямо…

– Как кто?

– А, тебе не надо… Все сказал?