В последний момент, пока он еще находился в воздухе, чеченка бросилась Хвату навстречу, намереваясь наколоть его летящее тело на зубцы вил, но ее подвела подмокшая подстилка из прелой соломы, разъехавшаяся под ногами. Ударившись затылком об землю, она на мгновение сомкнула веки, а когда открыла глаза вновь, перед ними мерцала сталь клинка.

– Дай сюда, сука, – потребовал нависший над нею Хват, берясь одной рукой за древко вил.

– Нет, – каркнула чеченка.

– Да. – Вырванные из ее рук вилы улетели на крышу кошары, после чего острие ножа коснулось аорты на ее шее, мокрой от дождя.

– Не смей! – завопила Алиса во всю силу голосовых связок. – Она больна.

– Она чуть не убила тебя…

– «Чуть-чуть» не считается!

– И убьет при первой возможности, – закончил свою мысль Хват. – Оставлять ее в живых все равно что согревать змею на груди. Целый выводок змей.

– Так пусть уходит, – предложила Алиса. – Отпусти ее, Миша.

– Я уйду, – сказала чеченка, веки которой покраснели еще сильнее, хотя на них не проступило ни одной слезинки. – Я уйду, и больше вы меня никогда не увидите. Клянусь памятью своих детей.

Несколько долгих секунд Хват смотрел на нее, распластавшуюся у его ног под проливным дождем. Инстинкт спецназовца твердил ему: «Убей гадину, убей, убей!» Голос разума поддакивал: «Как ни прискорбно, но иного выхода нет». А голос сердца требовал: «Пощади женщину… Пощади несчастную вдову, безутешную мать… Она безумна, но ты должен понять ее горе, должен простить… Потому что в ее трагедии есть толика и твоей вины тоже… Все русские виноваты перед чеченцами, точно так же, как все они виноваты перед русскими. Пора разрывать этот замкнутый круг. Хватит кровопролития. Вспомни христианские заповеди».

Не суди… Не убий… Подставь щеку… Черт побери, как же это трудно быть православным!

– Вставай, – сказал Хват, даже не подумав подать чеченке руку. После случившегося у него не было желания проявлять галантность.

– Спасибо, сынок, спасибо, милый, – зачастила она, поспешно вскакивая на ноги и поправляя сбившуюся назад косынку.

– Я тебе не сынок, овца красноглазая.

– Миша! – укоризненно крикнула Алиса.

– Что «Миша»? Эта гадина собиралась проткнуть тебя насквозь, а я должен с ней миндальничать?

– Нужно уметь проявлять милосердие.

– И великодушие, – добавил Хват, поморщившись, как при упоминании чего-то неприятного.

– И великодушие, – подтвердила Алиса. – Посмотри на эту пожилую женщину. Ты с ней собираешься воевать? Лучше бы пожалел ее.

– Спасибо, деточка, – прошелестела черная вдова, пятясь. – Меня жалеть не надо, меня Аллах уже пожалел. Лишил меня ума, скоро лишит памяти. Больше не вернусь сюда. Тут никого нет, все кончилось.

Сгорбившись, она устремилась прочь, готовясь вот-вот раствориться за пеленой дождя.

– Куда же вы? – окликнула ее Алиса. – Переждите хотя бы грозу.

– Это не гроза, – прокричала чеченка. – Ты еще не знаешь, что такое гроза в наших горах.

С этими словами она исчезла, а Хват еще долго стоял на пороге кошары, вслушиваясь в шум дождя. Почему-то ему казалось, что прощальная тирада чеченки должна завершиться раскатами ведьмовского хохота, но лишь водяные струи шуршали вокруг монотонно, как в начале всемирного потопа.

* * *

Хват велел себе проснуться в два часа ночи и открыл глаза как раз вовремя, что его абсолютно не удивило. Привычка – вторая натура. Он осторожно повернул голову. Алиса спала, прижавшись спиной к его боку, будить ее ужасно не хотелось, но он все же потрепал ее по плечу:

– Подъем, эй… Просыпайся.

– С ума сошел? – заныла она, пытаясь свернуться на сене калачиком.

– Не спать. – И до сих пор в голосе Хвата было трудно распознать хотя бы одну нежную нотку, а теперь его тон сделался и вовсе безжалостным. – Не спать, тебе сказано.

– В чем дело? – спросила Алиса, беспрестанно хлопая ресницами. – Неужели приступ непреодолимой страсти? – Она энергично потянулась, сделавшись похожей на кошку, опрокинувшуюся на спину.

Хват поспешно отвел взгляд и сказал:

– Мы уходим.

– Куда? – изумилась Алиса.

– Не важно. Просто уходим.

– Вот прямо сейчас?

– Прямо сейчас, – кивнул Хват.

– Ночью?

– Если тебе не хочется уходить ночью, то можешь назвать этот час предрассветным. Так будет поэтично.

– Но там мокро! – сопротивлялась сонная Алиса. – Мы промокнем и простудимся.

Хват взял ее за плечи, развернул к себе лицом и сказал, отчетливо выговаривая каждое слово:

– Черная вдова, которая бросалась на нас с вилами, уже наверняка направила сюда каких-нибудь своих недобитых родственников. Это даже хорошо, но оставаться здесь нельзя. Насморк пройдет. Смерть – никогда.

– Ты сказал: «Это даже хорошо»? – недоверчиво спросила Алиса.

– Именно так.

– Тебе не терпится уничтожить еще десяток-другой чеченцев?

– Этим займутся другие, – сказал Хват.

– Кто?

– Скоро все узнаешь. А теперь собирайся.

– Бедному жениться – только подпоясаться, – пожала плечами Алиса, поднимаясь на ноги.

Дождь давно закончился, тучи уплыли в неведомые края, лунное сияние проникало в кошару сквозь каждую дыру, освещая ее молочным призрачным светом. Выбравшись наружу первым и дождавшись Алису, Хват вручил ей трофейный «АКМ», сопроводив жест словами:

– Стрелять я тебя учил, так что будь добра носить оружие сама.

– У тебя автомат лучше, – завистливо сказала Алиса, пристраивая «АКМ» на плечо.

– «Калаш» как «калаш». – Хват хмыкнул.

– У него рожок больше, чем у моего.

– Соображаешь.

– Тут ума большого не надо.

– Ум нужен везде, – возразил Хват. – Смекалка тоже. Вот, гляди, это магазин от ручного пулемета Калашникова. Емкостью на пятнадцать патронов больше, чем автоматный, в него помещается 45 штук. – Излагая шепотом эти премудрости, Хват медленно двигался вокруг кошары, вглядываясь в темноту. – Жаль только, что калибр у патронов 5,45, а не 7,62, как раньше, – продолжал он. – Это наши конструкторы во время войны в Афгане намудрили, на американскую винтовку «М-16» ориентируясь. Но у «пятерочки» рикошет больше и пуля из стороны в сторону телепается. Траектория, как бык поссал… Гм.

Смутившийся Хват осекся.

– Очень познавательно, – степенно кивнула Алиса. – Спасибо за науку, Михаил. Особенно мне понравилось сравнение с быком. Так и вижу его, идущего по дороге, огромного, важного, пока…