– А на рыб посмотреть?

– А чего на них смотреть? Рыбам место у меня на тарелке. Вот там я всегда рад их видеть.

– Это разные вещи.

– Слушай, чего ты ко мне привязалась? У тебя агорафобия, у меня гидрофобия. У каждого свои слабости.

– У меня нет никакой агорафобии.

– Тогда почему ты не здесь, а там?

– Это другая фобия. Я думаю, ей пока и названия не придумали.

На мониторе я вижу то же, что видит Одли, так что голые сиськи мы с ним замечаем одновременно. Женщина с голой грудью идет по пляжу. Грудь, надо сказать, потрясающая, но при ближайшем рассмотрении становится ясно, что обладательница этой роскошной груди уже не так молода, и время ее на исходе, и она торопится пользоваться своим богатством, пока еще можно. Я узнаю эти груди еще до того, как узнаю саму женщину. Это Азра. Или кто-то очень похожий. Ну, со скидкой на прошедшие годы.

Она улыбается Одли. Я знаю, что означает эта улыбка. И Одли тоже знает.

– Как ныряется? – спрашивает она.

* * *

Одли выходит на связь.

– Дело сдвинулось. Капитан Бруно сам мне позвонил.

Мы оба довольны и счастливы. Одли слонялся по острову уже больше недели, и его это порядком достало.

Но ему пришлось еще около часа слоняться по пристани. Одли – не из тех, кто умеет ждать. Наконец к пристани подрулил катер, причем, если судить по тому, что он чуть не врезался в мол, за рулем был отнюдь не владелец. Человек, который приехал на катере, сходит на пристань и обращается к Одли:

– «Не-версольный»?

– Да, мне надо на «Универсальный».

Человек, который приехал на катере, тычет большим пальцем себе за спину. Куда-то в сторону горизонта.

– Тебе вон туда. А я всё, домой.

Он бодро уходит.

– Ну и чего? – говорю.

– Я не попрусь в океан в одиночку на этой жестянке.

– Ладно. Тогда в другой раз.

Одли молчит. Отпивает пива из банки, причмокивает губами.

– Сейчас самое время сделать очередную денежную прививку.

– Сколько?

– Ну, так. Небольшая прибавка за вредность. Я немного отъеду от берега, и если увижу корабль, поеду к нему. Если нет – возвращаюсь.

– Вообще-то авианосец трудно не заметить.

– Тебе легко говорить. Ты когда-нибудь ждала расстрела?

– А при чем тут расстрел?

– Потому что я ждал. И не раз.

– Что-то я сомневаюсь, что в тебя будут стрелять. Может быть, ты утонешь, может, тебя съест акула, но тебя точно никто не застрелит.

– А вот я бы не стал утверждать. Всякое в жизни, бывает. Никогда не знаешь, где нарвешься.

– Ты это к чему?

– Я лучше не буду об этом рассказывать.

– Если не хочешь рассказывать, то зачем вообще было упоминать?

– Да, наверное, я сам виноват. Мой отец умирал много раз – и все из-за меня. Когда я работал на стройках и подрабатывал вышибалой, и мне хотелось устроить себе выходной, я говорил, что мне надо на похороны. Начальство догадывалось, что я вру, но они рассуждали так: нет, так не бывает – никто не будет выдумывать про смерть отца ради какого-то выходного. Может, поэтому я все время хожу на волосок от гибели.

– Все время?

– Ну да. В Югославии был первый раз. А потом меня попросили съездить в Лас-Вегас, забрать платья. Я не хотел туда ехать, но потом я подумал: это Лас-Вегас, это не война.

– Какие платья?

– У одного моего знакомого была приятельница. Она разводилась с мужем, и меня попросили съездить забрать ее вещи. Казалось бы, чем я рискую? Разве что палец порежу о блестку на платье. А все кончилось тем, что я оказался в Камбодже. И вот я, значит, в Камбодже. Рою себе могилу.

– И как же тебя занесло из Лас-Вегаса в Камбоджу?

– Без комментариев.

– И тебя заставили рыть могилу?

– Нас было четверо пленных. Нас заставили рыть себе могилы, но сказали, что они оставят в живых одного – самого старательного. Кто будет копать лучше всех. И каждый из нас подумал: ну конечно, я буду копать лучше всех. Вот такими мы были придурками.

– И что ты сделал?

– Начал копать как сумасшедший.

– Ну, у тебя не было выбора.

– Нет, выбор был. У человека всегда есть выбор. Может быть, альтернативы не самые утешительные, может быть, ты вообще не считаешь, что это выбор, потому что приходится выбирать из двух равнозначных зол, и что бы ты там ни выбрал, все равно это будет страшно – но выбор есть всегда. Вместо того чтобы копать, я мог бы их обматерить, чтобы меня пристрелили на месте. У человека всегда есть выбор. Всегда. Вот, например, ты безработный, и ты просыпаешься утром и думаешь, что тебе делать: встать, умыться, побриться и пойти по конторам в поисках работы, чтобы тебя целый день унижали какие-то мудаки, – или слегка подрочить и спать дальше.

– Надо делать хоть что-то. Это всегда лучше, чем просто сидеть и ждать.

– В данном случае нет. Однажды мы с братом Колд Хардом оба остались без работы. Я встал очень рано, умылся, побрился и отправился искать работу. Когда я выходил из дома, Колд Хард еще дрых. И я подумал: спишь, недоумок ленивый? Ну спи. А у меня уже к вечеру будет работа. И вот пока я весь день унижался перед какими-то законченными козлами, Колд Харду позвонили с телевидения. Какая-то вся из себя навороченная телепродюсерша пригласила его в Лондон, чтобы он дал интервью. Они там снимали какую-то передачу про безработных. Его поселили в роскошном отеле, он всю ночь пялил телепродюсершу, угнал чей-то «феррари», а на следующий день какой-то сочувствующий телезритель взял его на работу с хорошим окладом. У человека всегда есть выбор. Просто ты не всегда узнаешь, правильно ты поступил или нет.

– А копать было правильно?

– Может, и нет. Может, мне надо было послать их подальше, потому что вполне могло быть, что автомат заклинило бы сразу, а не потом, когда мы уже выкопали могилы, хотя мне было приятно узнать, что я таки самый крутой и старательный.

– Автомат? Один автомат?!

– Ага, один на двоих. Их было двое. Совсем еще дети. И солдаты из них – никакие. В британской армии тебя перво-наперво учат, что оружие надо держать так, как будто ты собираешься им воспользоваться. То есть не надо опираться на автомат, если тебе вдруг захочется поковыряться в носу, потому что, как только ты опускаешь оружие, тебе конец.

– Ты их убил?

– Нет, я их не убивал. Но скажем так: старше они не стали. Я вообще никого не убивал. Хотя однажды такая возможность была. Я сидел дома, чистил свой дробовик. В то время в городе было не очень спокойно, постоянно кого-то грабили, и я подумал: вот будет прикол, если сейчас ко мне влезет грабитель. И вдруг окно открывается и влезает какой-то мужик. Полный идиотизм: я сижу за столом, меня хорошо видно с улицы, у меня дробовик – а этот придурок лезет в окно. Он даже не сразу меня заметил. И посмотрел на меня так сердито – как будто это я влез к нему в дом. У меня в руках дробовик, и я уже собирался нажать на курок, но меня что-то остановило. И дело тут не в каких-то моральных принципах и не в уважении к человеческой жизни… и я не боялся, что меня за него посадят, потому что таких, как он, надо отстреливать сразу, и так будет лучше для всех.